– Благородные воины! – произнес, наконец, князь. – Сегодня, в канун праздника Великого Каона мы проводим большой турнир. Так повелось издревле. Так поступали каждый год. Однако нынче у нас двойное торжество – кроме прославления Небес мы славим мир и добрососедство, подаренные божественной милостью. Впервые за десятилетия нидиарцы и тигоны прекращают бессмысленную вражду, что, несомненно, послужит процветанию обоих народов. Исключительное событие! Порадуйте же сердца Богов и людей, благородные воины! Явите свою доблесть, мастерство, силу вне кровавых битв. Награды победителей не обойдут, – и, помолчав, закончил. – Состязайтесь честно.
На эту ритуальную фразу бойцы дружно поклонились, принимая предложенный обет. Затем так же чинно, как приехали, направились обратно. Собственно, выезд имел скорее парадную цель, далее не найдется места красованию пышными нарядами.
Вновь неторопливый путь сквозь гам и крики. За время короткого отсутствия на площадке около шатров успели водрузить жертвенник из тех, что армии непременно возят с собой в походах. И сейчас, словно перед настоящим сражением, воины, спешившись, окружили постамент. Молча опустились на колени.
Трое жрецов весьма высокого ранга затянули прославляющий Богов гимн. Пели негромко, но бесновавшийся вокруг шум начал стихать. Будто и впрямь мощь Небес укрощала низменные людские страсти. Жертвенного барана подвели уже почти в полной тишине. И последний хрип его могли расслышать, наверное, в самых дальних рядах.
Завороженную ритуалом толпу пробудил лишь новый, ликующий гимн – Боги приняли жертву. Значит, еще год не истощатся пашни, не оскудеет море, не обрушатся болезни или иные напасти. Великий Каон снизошел к мольбам своих детей!
Опять вскипело криками ристалище, заколыхалось в предвкушении главного. Один за другим воины, решившие участвовать в турнире, приближались к жертвеннику. Капля крови, угодной Богам – немного, но в критический миг и она порой способна выручить. Жрец макал палец в лужицу на постаменте, а затем касался лба каждого бойца. Священный знак следовало хранить до завершения испытаний.
И вот, наконец, заглушая звуки очередного гимна, взвыли трубы – подлинные, боевые, привычно зовущие в схватку. Воины расходились без лишних разговоров, не оглядываясь, точно стараясь подольше уберечь каплю доставшейся благодати. Наступало время сугубо ратных дел.
Пока слуги возились с конями, трое друзей собрались у входа в шатер. Говорить не хотелось. И прятаться в тень не хотелось – внутри ощутимо пульсировало настоящее боевое возбуждение. Еще не чудесное безумие Саоры, когда легко бросаешься на сотню врагов, но отрешенность