4. Поющие ручьи
В Долине Поющих Ручьев оказалось гораздо теплее, чем в Выдумке. В сказочном городе совсем недавно растаял снег, и деревья еще не примерили на себя новый весенний наряд из зеленых листьев. А Долина Поющих Ручьев уже была покрыта мягкой шелковистой травкой и деревья радовали глаз пушистым нежно-изумрудным убором.
– Ох, хорошо-то как! – с наслаждением потягиваясь, промолвил Пухлик, когда друзья вместе с Митрофаном Голосистым съехали по хвосту кита на твердую землю. – Я бы даже немного перекусил перед походом, – вдохновенно предложил он.
– Так у нас же пончики с джемом, – напомнил ему Санчик, развязывая узелок с провизией, о которой позаботился предусмотрительный Пухлик. – Да тут нет ничего! – с удивлением воскликнул он, вытряхивая на землю пустую баночку из-под джема.
Друзья мрачно переглянулись и вопросительно уставились на Митрофана Голосистого, который стоял в сторонке, делая вид, что он ничего не видит и не слышит.
– Ну, и как это понимать? – рассерженно спросил проголодавшийся Пухлик.
– Какая величайшая жадность! Какая мелочность! – горько усмехнулся в ответ Митрофан Голосистый, – Требовать от меня объяснений из-за десятка засохших пончиков и приторного джема! Мне, между прочим, нужно регулярно питаться для поддержания моего дивного голоса.
– А, между прочим, голос-то ваш тю-тю – исчез, – полный праведного гнева напомнил обжоре Пухлик.
– Ладно, Пухлик, оставь его, – попытался успокоить друга Санчик. – Пошли лучше скорее искать поющий ручей, который согласится отдать свой голос этому типчику.
Долина Поющих Ручьев недаром носила такое название. Всю ее поверхность оплетали разноцветные ленты журчащих ручейков. Они весело бежали под кронами раскидистых деревьев, и у каждого из них был свой, особенный, голосок, который зависел от цвета воды в ручье. Оранжевые ручейки пели высоким звонким тенорком: ля-ля-ля-динь-динь-дон. Зеленые выводили серьезным тягучим баритоном: ла-ла-рам-парам-пам-пам. А синие громыхали низким, густым басом: ба-ра-бом-бом-бим-бам.
Но, что самое удивительное, – несмотря на совершенно разные мелодии и манеру исполнения, – их голоса звучали слажено и звучно как в настоящем оркестре. От такой чудной музыки Пухлик даже забыл о голоде. А в Митрофане Голосистом, наконец-то, проснулся профессиональный певец. Он вмиг стал серьезным и, задумчиво склоняясь над каждым ручейком, сосредоточенно вслушивался в звуки его голоса.
– Все бестолку. Этот поет в другой тональности, а вон тот вообще фальшивит, – придирчиво резюмировал Митрофан Голосистый. – Эх,