– Но Лувр-то не снесут? – спросил я.
– Простите… Куда его должны перенести? – не поняла переводчица.
– Он хотел сказать, что Лувр ведь ломать не собираются! – пояснил Спецкор.
– Это невозможно! – замахала руками мадам Лану.
– А чего ж вы тогда волнуетесь? – выдал я. – Подумаешь, пирамида! Если бы бассейн на месте Лувра – тогда я еще понимаю!
– Молодые люди, попрошу ваше остроумие держать при себе! – решительно одернул нас Диаматыч и глянул на меня глазами прилежного ученика, ожидающего похвалы.
Сначала ходили по Лувру кучно и громко – так, что все оборачивались, – делились впечатлениями. Один советский гражданин внешторговского подвида, ласково разъяснявший своей малолетней дочке сюжет картины «Юдифь и Олоферн», завидев нас, поспешно увел прочь ребенка, чтобы не травмировать восприимчивую детскую психику преждевременной встречей с соотечественниками. Возможно, он был прав!
Поэт-метеорист. Потрясающе! Непостижимо! Великолепно! Первый раз вижу музей, где продают пиво!
Пипа Суринамская (глядя на мумию). Господи, какая худенькая!
Торгонавт (восторженно озираясь). Я хочу быть простой серой луврской мышью! Чтоб жить здесь…
Алла (возле Венеры Милосской). Все разглядывают ее наготу, а ей нечем закрыть лицо от стыда… Понимаешь?
Диаматыч (громко и внятно). Подумаешь, Лувр… Эрмитаж лучше!
Гегемон Толя (глядя на статую Гермафродита). Не понял… Ни хрена не понял!
Пейзанка. А у нас такой же мужичок в деревне был. Знаешь, как его называли?
Гегемон Толя. Как?
Пейзанка. Бабатя!
Спецкор (возле «Джоконды»). Женщину с такой улыбочкой полюбить нельзя. Все время будет казаться, что ты опять ляпнул какую-то глупость…
Товарищ Буров. Вечером надо на Пляс Пигаль сходить. А то в Москве мужики спросят – рассказать нечего…
Друг Народов. Сходим.
Постепенно спецтургруппа рассеялась, разбрелась по залам, и мы с Аллой смогли приступать к осуществлению намеченного плана, но она все никак не хотела уходить и жалобно просила разрешения походить по Лувру еще немного.
– Может, тебе искусство дороже дубленки? – съехидничал я.
– Как ты можешь сравнивать! – обиделась Алла, и мы пошли к выходу.
Времени было в обрез. Сверяясь с планом, начертанным рукой супруги моей предусмотрительной Веры Геннадиевны, мы, расталкивая удивительно вежливых прохожих, помчались по рю дю Лувр, затем по рю Монмартр, потом еще по какой-то улице, выскочили к бульвару, пересекли его и, как было предначертано супругой моей прозорливой Верой Геннадиевной, повернули налево, пробежали указанные двести метров и остановились у входа, задернутого черной бархатной гардиной, – ни витрины, ни надписи, ничего…
– По-моему, это не совсем то… – с сомнением