Extravaganza. Larry Langham

И, в ужасе, смятении, я смотрел на неё, в её глаза, – позабыв и где я, и кто я, и куда я направляюсь, – и всё глубже, глубже, смотря в её глаза, познавал её сущность – и не обретал дна. Блаженное чувство полета и лёгкого парения неожиданно пришло на смену ужасу, смятению и страху. И тогда она дотронулась до моей руки. Сама нежность не могла бы быть нежнее. И, сев со мной рядом, приблизила она ко мне лицо – и запахом далёких миров, блаженным благоуханием Рая, неизведанных цветов, страны грёз и неземной радости повеяло на меня. И обессилел я. Руки мои мне не повиновались. Но внимая звуку её голоса – они сами стали открывать рукопись, перелистывать страницы. И вот они дошли до конца. Но последний оплот опасения – слабый, подобно соломинке, всё еще сдерживал меня, и глаза мои не дерзнули опуститься на буквы, посмотреть вниз. И тогда она приблизила свои уста к моим, – и лёгкий, невесомый поцелуй забвения похитил мою душу. Тогда опустил я глаза, и слова – доселе страшные и полные несознаваемого ужаса – предстали перед ними: «И настигнет тебя Любовь».

      И остановился тем временем автобус, достигнув последней остановки. И тут глаза мои стали обречёнными: я помнил свой сон. Я опустил голову, и последняя тень надежды оставила меня. Как и во сне, силы покинули меня, и всякое сопротивление стало невозможным. Теперь она могла делать со мной – всё, что угодно. Взяв меня под руку, она помогла мне выйти из автобуса. Был поздний вечер, почти ночь. Всего два фонаря на достаточно далёком расстоянии друг от друга – скудно освещали это тёмное пространство. Шум бурного моря всё более грозно раздавался в моих ушах и оглушал меня. Она вела меня к обрыву. Это был крутой и необыкновенно высокий обрыв, внизу которого шумело и неистовствовало море. И тогда, дойдя до самого края, я в последний раз взглянул на неё, чтобы запомнить эти черты, её лицо, и небесную, неземную красоту её. И тогда она, соблазнительно ухмыляясь, с таинственной усмешкой, торжественно произнесла: «И настигнет тебя Любовь» – и толкнула меня в пропасть…

      Тупик

      В последнее время, всё как будто катилось вниз с горы, в жизни Джонни. Как будто всё вываливалось из рук, из глаз, изо рта. Слова не вылетали изо рта, как обычно происходит – но вываливались из него беспомощно, – и, предощущая свою боль от падения, звучали неубедительно. Лететь им, в лучшем случае – приходилось только до пола. Потом, ударяясь о паркет – они подпрыгивали, подобно попрыгунчику: сперва достаточно высоко, потом все ниже, ниже, – и, наконец, куда-то закатывались: или под шкаф, или под кровать. Поэтому Джонни и было очевидно, что дела у него не клеились. Чтобы спастись от всего необыкновенного, что совсем неожиданно пришло и уверенно расположилось в его жизни, Джонни пришлось ограничиться четырьмя стенами. Надо сказать, ограничив себя от столкновений с непомерно активными, и крайне любящими себя существами, он испытывал своеобразное наслаждение, в спокойствии текущего времени. Он испытывал наслаждение от минут, которые не бежали друг за другом в отчаянной спешке, но текли –