Асидо Кошива. 2367 год. 15 августа. 14:48.
Под покрывалом
Под покрывалом из земной коры тепло, там сердце планеты. Он вернулся и взглянул на новую реальность и его ничего не удивило. Слишком предсказуемо поведение человеческое.
Ты ищешь меня
Ты ищешь меня, а находишь лишь тень. Это легко объяснить, я часть иллюзии твоего мира, я всего на 15 процентов реален, остальное это мусор, не нужные детали из старого картона с обгоревшими краями.
Сильные слова
Сильные слова, слабые телом. Сильные телом, слабые в словах.
Открытые раны
Открытые раны, горячая кровь струилась. Снег летел вниз прямо на раны. Охлаждение-наслаждение, боль утихает, кровь замедляет бег, сосуды сужаются. Момент избавления, прекрасное далёко совсем рядом. Там вдали звучали выстрелы, летели пули, но на этот раз мимо него, потому что он лежал. Лишь пар поднимался в ночное небо, лишь туманы по венам растворялись. Ты думала, что он мучается, что ему больно и страшно, но он был счастлив. Он уже не цеплялся за жизнь, он смотрел в глаза смерти и страх его таял, словно снег на ранах. Скорая приближалась. В этот день он был так близок к завершению дел, но видимо, кто то решил, что он должен прожить ещё несколько лет.
Лохматый мальчик
Лохматый мальчик, пленник новой формы. Пленник бороды с усами, заложник увядающего сада. Безнадёжный романтик, его полёты никому не нужны, его дела кажутся всем незначительными и жалкими. Доказывать, что он не сумасшедший, доказывать, что он понимает всё – это значит становиться ещё большим кретином, ещё большим дураком и мелким событием в жизни окружающих. Ниточки завязаны, ниточки не вечны, так плетутся одежды и разрушаются оболочки источающие запах пота. На максимально возможной высоте пробежаться по белым клавишам, на максимальной чистоте, да что там, этого мало! На идеальной чистоте вырастить новый мир, вот тогда посмотрим, как будут бегать те, кто вчера говорил, что я должен заткнуться.
Новые ноты
Новые ноты сыграны хорошо. В ту пору он вечно ходил в шерстяных носках, даже летом. Врачи говорили, что у него галлюцинации. Они говорили, что ему везде мерещиться снег, даже когда он ложиться в свою постель, он погружается в большой, холодный, белый сугроб.
Пока мы тут сидели
Пока мы тут сидели и боялись, его довели до самоубийства, а мы