Важной чертой мировоззрения сталинистов является волюнтаризм как стремление реализовать желанные цели без учета объективных обстоятельств и возможных последствий.
Напомним, что с философской точки зрения волюнтаризм{16} – это разновидность субъективного идеализма. Он исходит из того, что воля лежит в основе бытия. Волюнтаризм характерен для философии Блаженного Августина, Иоанна Дунса Скота, Артура Шопенгауэра, Фридриха Ницше, Анри Бергсона, Фердинанда Тённиса и др. Маркса в этом списке нет.
Когда волюнтаристы приходят к власти, они реализуют ее как администраторы. Ленин полагал это очень серьезным недостатком. Так, в «Письме к съезду»{17} он отметил, что если руководитель слишком увлекается «администраторством и администраторской стороной дела», на него нельзя «положиться в серьезном политическом вопросе».
Дело в том, что мировоззрение сталинистов и социальные условия, которые они создают и в которых действуют, определяют их методы именно как совокупность средств администрирования и принуждения, подкрепляемых всевозможными угрозами и репрессиями.
Использование таких средств было призвано компенсировать нежелание и неумение стимулировать людей и обеспечивать надлежащие условия для реализации своих решений.
Например, Первый пятилетний план развития народного хозяйства оставлял открытым вопрос, где и как взять инвестиции, необходимые для столь высоких темпов индустриализации. Точнее, ответ был ясен: у народа (преимущественно у крестьян), с помощью повышения цен и коллективизации. Но такой ответ был неприемлем даже для многих членов ЦК ВКП(б). Реакция людей была вполне естественной: все годы первой пятилетки (1928–1932 гг.) отмечены выступлениями против политики партии, в том числе – вооруженными восстаниями и терактами. Государство не умело реагировать на протесты никак иначе, чем репрессиями.
Факты свидетельствуют, что число людей, недовольных политикой ВКП(б), и отчаянность их выступлений не были бы столь внушительными, если бы управленцы не допускали грубых ошибок при реализации линии партии, не предпринимали действий, идущих вразрез с этой линией. Но почему вообще такое было возможно? В этом мы видим проявление специфики сталинских администраторов всех уровней: как никто другой они были заинтересованы в досрочном выполнении и перевыполнении планов и заданий, причем любой ценой. Но разве это не влечет порождение всевозможных диспропорций? Что же это за планы такие,