«Стоит черта вспомнить, а он тут, как тут», – со злостью подумал Тарасов.
– Воздух! – зычно выкрикнул он и повалился на дно окопа.
Самолеты шли довольно высоко и их, похоже, совсем не интересовала эта редкая цепочка стрелковых окопов, которая, словно прерывистая линия, окружала небольшую на их взгляд высотку. Самолеты летели нагло, без сопровождения истребителей, так как хорошо знали, что у Красной Армии нет возможности дать им хоть какой-то адекватный ответ. Самолеты пролетели мимо, даря многим солдатам еще один шанс пожить на этой земле. Где-то на востоке, куда улетели самолеты, раздался глухой гром, и все небо заволокло черным дымом.
– Вот, суки, опять, похоже, бомбят станцию, – произнес прыгнувший к нему в окоп Павел.
– А что им не бомбить? Небо чистое и ни одного нашего самолета, – с горечью в голосе произнес Тарасов. – Сейчас бы с десяток наших ястребков…
– Вот и я часто думаю, товарищ сержант, а где наши войска? Где те танки, самолеты, что нам показывали в кино? Ведь нам обещали, что мы будем бить врага на его территории малой кровью.
– Обещать, Романов, это еще не жениться, – отрезал Тарасов, так как ему не хотелось обсуждать эту тему, которая уже набила оскомину всем солдатам с самого начала войны.
– Кстати, Павел! Ты, почему здесь? Почему покинул свой окоп? – строго спросил его Александр. – Кто тебе дал команду покинуть огневую позицию?
Романов замялся, а затем протянул ему вчетверо сложенный листок бумаги.
– Вот, товарищ сержант, возьмите. Здесь мой адрес и записка домой. Если что, передайте, пожалуйста, матери. Кроме нее, у меня больше никого нет.
– Ты что, Павел? – удивленно произнес Тарасов. – Ты что умирать здесь собрался, что ли? Нет, брат, не возьму! Принципиально не возьму. Вот закончится бой, сам и отправишь письмо домой. Еще неясно, кто у нас сегодня выживет, ты или я? А может, и оба головы сложим на этой опушке.
– Все равно – возьмите. Если выживу, то вернете, а не выживу, отправьте домой.
Тарасов пристально посмотрел на него. Он хотел ему что-то сказать, но Павел уже полз в свой окоп, который находился в метрах десяти. Над головами обороняющих высоту вновь проследовала волна немецких самолетов.
Над позициями батальона повисла тишина. До этого момента Тарасов еще ни разу не обращал внимания на то, что тишина может быть разной. В этот раз тишина была особо напряженной, и у него создалось мнение, что к этой внезапно возникшей тишине одновременно прислушивались тысячи людей с обеих сторон, многим из которых будет не суждено дожить сегодня до заката. Александр отчетливо услышал, как где-то недалеко от него затрещал в траве кузнечик.
«Надо же, трещит, кует свое счастье, словно и нет никакой войны», – подумал он, пытаясь отыскать глазами этого беспокойного кузнечика.
Внезапно его обостренный слух вырвал из этой вечерней идиллии треск мотоциклетных моторов.
– А