Вот и лимузин, вот мое тело и багаж уже в его бездонном чреве. А до отправки рейса остается минут сорок. Таксист засомневался было, но его дело малое, талон на руках. Мы рванули через автостраду Ван-Эйк на Гранд-Централ. Великий город представал предо мной отнюдь не блистающими небоскребами. Слева были трущобы Бруклина, справа – трущобы Квинса.
Монотонный дождь обратился в шквал, сплошную стену воды с добавлением брызг из-под колес. Водитель переключил скорость; «дворники» заметались подобно водяным жукам на широко растопыренных черных лапках, каждым своим движением открывая взору новые панорамы унылого непотребства проносящихся мимо строений.
Двадцать минут дороги, быстрое прощание с таксистом, уверенным, что я вернусь обратно в JFK. Пять минут – марш-бросок по аэропорту; вот и администратор; документы летят на стол, скороговоркой произносится номер рейса. А рейс – минут через десять. У нас бы такие штуки точно не прокатили. Смотрят они мои документы – и возвращают.
– Что-то, – говорят, – в JFK не так оформили, надо обратно ехать, переоформлять. А следующим рейсом, поздно вечером, можно улететь.
– А я хочу лететь именно этим рейсом!
Всех своих аргументов припомнить не могу, в них было больше страсти, чем логики, но они были услышаны. В самолет – длинный, узкий, сигарообразный – я зашел последним из пассажиров, все уже сидели на своих местах. До взлета оставались буквально минуты. Прощаясь, администратор заверил меня, что позвонит по оставленному мной номеру телефона в Чикаго и сообщит номер рейса и время прилета.
Впоследствии в Штатах с подобной ситуацией мне приходилось сталкиваться неоднократно. Что я заметил: в случае, когда вероятность получить положительный или отрицательный ответ была одинакова, ответ практически всегда был положителен. К сожалению, мой российский опыт был диаметрально противоположен, практически повсеместно. Ну ладно, если это жилищные или социальные структуры. Но однажды мне категорически запретили войти с сыном в некрополь Александро-Невской Лавры, когда решил воспользоваться льготой многодетной семьи. Паспорт с шестью печатями в разделе «дети» документом признан не был: пожилая женщина в темной одежде, с печатью глубокого смирения на лице, потребовала с меня свидетельство, что я на самом деле «многодетный».
– Извините, – отвечаю, – свидетельство выдается на одного из членов семьи. Сделано оно на маму, которая находится далеко отсюда.
В ответ я был переадресован на столь же дальний адрес вместе со всеми своими притязаниями.
Часто приходится слышать расхожую фразу, что вот там-то люди ведут себя как запрограммированные машины, а здесь – мы живые и настоящие. Не отрицая нашу подлинность и настоящесть, не могу не отметить, что вложенная программа задает общее поведение элемента в системе. Вот еще один случай из десятков, запавших мне в память: Кливленд, необъятный дисконт-центр, я копаюсь в столь же необъятной коробке