«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть I. Семейная хроника Игнатьевых. Василий Алексеевич Игнатьев

не знали, наконец, полного имени деда, как, например, он именовался, по отчеству, а у бабушки не знали ни имени, ни отчества.[75] Да и в том, что отец родился в селе Харловском, я, например, узнал уже в возрасте 17 лет, когда удалось побывать в этом селе.[76] В семейном альбоме была у нас старинная карточка с родителей отца, но она мало что говорила нашему уму и сердцу о наших дедах.[77] Сохранилась также карточка с брата отца – Петра Ивановича, священника, но опять-таки мы ничего не знали об этом своём дяде: ни того, где он служил, ни того, был ли он моложе или старше отца, ни того, какие же отношения между ними были в детские годы и позднее.[78] Наконец, совершенно, можно сказать, случайно я узнал о том, что в Харловой жила и здравствовала родная сестра отца [Агриппина Ивановна], о существовании которой я узнал лишь при поездке в это село, о чём мною упомянуто выше. Почему между братьями и сестрой не было переписки – это осталось для нас тайной – но было ясно одно, что это не было в результате ссоры или вообще каких-либо неприятностей в отношениях, что так или иначе, как говорят, всплыло бы наверх, но этого никогда нами не было замечено.[79]

      Вспоминая детские годы, отец из числа своих друзей этого возраста выделял брата и сестру Досмановых, очевидно, потому, что обращала на себя дальнейшая судьба, а именно: девочка Досманова впоследствии была игуменьей Екатеринбургского женского монастыря с именем монахини Магдалины[80], а мальчик – пермским видным купцом.[81] Отец рассказывал и о своей встрече с игуменьей Магдалиной в то время, когда в Екатеринбургском епархиальном училище, которое было при указанном монастыре, училась наша старшая сестра – Александра Алексеевна. Как отмечал отец, игуменья узнала его.[82] С купцом Досмановым и его семьей семейная встреча была в Перми в 1903 или 1904 г., когда все мы – дети и родители – направлены были в Пермь на пастеровские прививки по поводу пользования молоком от бешеной коровы. Друзья детства были уже в возрасте за пятьдесят лет и при столь различной судьбе – один дьячок, а другой – купец, – тем не менее встреча была исключительно сердечной. Такова сила детской дружбы.[83]

      Отец учился в Далматовском духовном училище, но он никогда не вспоминал об этом периоде своей жизни. Единственным напоминанием об его учёбе в духовном училище было то, что когда я учился в старших классах духовного училища, он мне иногда писал по-латински: «Ora et labora» (молись и работай), причем при устном произношении он делал ударение lábora, а не labóra, как правильно нужно было бы сказать. Это было, очевидно, то немногое, что осталось у него в памяти от изучения латыни.

      Учился ли отец в Пермской духовной семинарии или нет; если учился, то сколько времени и почему выбыл из семинарии – осталось не известным, потому что он никогда не вспоминал об этом. Что он какое-то время учился в семинарии, об этом мне рассказывал хозяин квартиры, на которой я жил в 1908 г., бывший семинарист примерно одного возраста с отцом – Удинцев Константин Антонович, но он утверждал это не категорически, очевидно,