Когда Гарик подошёл, я шагнул вперёд и сказал:
– Погоди, поговорить надо. Это же ты снял то видео? Как сотрудница диспансера бьёт сумасшедшего старика. Ты?
Я не знал этого наверняка, меня интересовала реакция Гарика. Из всех людей в клинике он выглядел единственным, кто сделает такую пакость от моего имени с удовольствием и без явных мотивов.
Лицо его стало брезгливым. Он ускорил шаг и засеменил прочь, выкрикивая:
– Чё-ты там вякаешь, педик? Петух! Ко-ко-ко! Петушок! Грязин – петух!
Это была его навязчивая идея. Он и его дружки были убеждены в моей нетрадиционной ориентации.
Мец, глядя на это, изрёк:
– А ты ему в следующий раз нож под ребро засади.
– Я подумаю.
Мец закурил и вдруг закашлялся так, что дым полетел у него из ушей. Давясь, он спросил:
– Слушай, а чего ты вообще здесь торчишь? Ты же нормальный. На Пашку вон погляди. На днях полночи ныл: лежит, глаза открыты, воет как шакал, аж гавкает. Вот кто больной. А ты симулянт. Бока тут налёживаешь.
В этих словах была обидная и обнадёживающая правда.
Мец тем временем отвлёкся. По дорожке шла веснушчатая Тоня, пряча ладони в рукава с пушистой оторочкой. В модной курточке с треугольным капюшоном она смотрелась мило, как персонаж мультика про жителей далёкого севера. Мец что-то сказал ей, и она, не поднимая глаз, разулыбалась. Её невидимые глаза стали раскосыми, щёки выпуклыми, нос вздёрнутым и дерзким – она напоминала осветлённую чукотку.
Меня удивляла раскрепощённость Меца в таких ситуациях. Даже санитары подходили к Тоне с опаской: иногда у неё случались истерики. Но Мец считал её дочкой и она не противилась.
Они ушли в направлении часовни. До меня донёсся обрывок его фразы:
–… да я и кроликов разводил, но они, знаешь, хуже мышей. Наплодятся, а куда их потом девать? Я сам не торгаш.
* * *
Приёмный покой располагался в конце коридора. Это была небольшая комната с парой кресел, столом и кушеткой – что-то среднее между школьным медкабинетом и клиентской зоной автосервиса. С рекламных буклетов на столе улыбался Ситель.
В приёмный покой меня позвала медсестра Инга, а сама куда-то пропала, велев ждать. Я взял в руки буклет, удивляясь, насколько по-другому выглядит клиника на профессиональных снимках.
Скоро дверь дёрнулась, я услышал голоса, и в комнату вошли двое. Я сразу узнал капитана Скрипку и от неожиданности встал. С ним был компаньон выше и моложе его.
Голова Инги просунулась в дверь, скользнула по мне довольным взглядом, словно бы Инга обещала мне, что всё будет хорошо, и всё действительно стало отлично. Голова тут же исчезла.
– Чего ты вскочил, Максим Леонидович? – усмехнулся Скрипка, располагаясь у стола. – Нам велели тебя не волновать, а мы и не собирались. Ты присаживайся.
Скрипка создавал столько шума, словно вошли сразу пятеро: он сопел, шуршал