ваз, но то я, а вот родители свою профессию обожали. Они часто были в командировках, объехали почти весь свет, и в детстве мне часто казалось, что я им совсем не нужна. Когда они уезжали, приезжала бабушка. Вот для нее я была самая-самая. Когда я окончила школу, родители почти не появлялись дома, у них был какой-то проект по обмену опытом с другими профессорами и обучению студентов. Когда мама или папа звонили, то всегда взахлеб рассказывали, какие у них замечательны студенты, описывали все вокруг, но моими успехами особо не интересовались. Мои рассказы о себе, почти никогда не были дослушаны до конца из-за «срочного дела». Бабуля видела, как я расстраиваюсь, но с утешениями не лезла. Всегда говорила: – «Это жизнь, и она совсем не такая, как хотелось бы нам, надо приспосабливаться. «И я приспособилась, просто перестала думать что я не нужна, выростила в себе самолюбие, и не расстраивалась по пустякам. Поступила в медицинский, училась, гуляла и работала в офисе рядом с домом, разбирая документы и отвечая на письма. Бабушка была на пенсии, и хотя родители присылали деньги и у нее были сбережения, на шее я сидеть не хотела. Поэтому как только вошла в ритм учебы, стала искать подработку. Бабушка сначала была против, но выслушав мои доводы, решила помочь и устроила в офис к дочери своей подруги. А полгода спустя пришло письмо, о том что родители пропали в какой-то экспедиции, и что поиски ведутся. Тогда моя учеба заметно ушла вниз, но я не отчаивалась, названивала и спрашивала о результатах поисков. Но еще через месяц поиски прекратили. Их так и не нашли и посчитали без вести пропавшими. Бабуля сильно постарела за этот месяц. Даже ее глаза больше не улыбались. Потом она заболела и быстро угасла. И я осталась одна. Я всегда чувствовала себя одиноко, но никогда не было чувства всепоглощающей тоски и горя. Я справилась и с этим – «приспособилась», нашу квартиру продала, и переехала в бабушкину, в другой город. Решила начать все с начала. Так что когда переехала, уже была совсем другой. О своей прошлой жизни я никогда не распространялась. Только Вовка, который всегда был рядом, знал все. Ведь именно ему я изливала душу, и иногда плакалась в жилетку.
– Кира, ты меня вообще слушаешь? – вырвал меня из омута воспоминаний, друг.
– А? Да. Ладно, давай решать проблемы, по мере их поступления. Для начала, почему я никого не понимаю? – это меня очень волновало. Я то и дело слышала это их «асханте», значит говорят обо мне, а что говорят я не понимала, было неприятно и немного обидно.
– Я буду твоим переводчиком – обрадовался Вовка – Я кстати разговор не окончил, пошли назад.
Мы снова подошли к ушастым всадникам.
– Кира не понимает вашего языка, а почему понимаю я? – сходу спросил Вовка.
Тайриэль задумчиво посмотрел на меня, потом на Вовку, было ощущение, что он видит то, чего не видим мы, и еще ощущение нереальности всего происходящего.
– Асханте, дэдор таена рима.
– Он говорит, что ты не веришь, поэтому не понимаешь – быстро отыграл
