Театр одной актрисы. Рэй Брэдбери

ю прошлый вечер, – сказал Леверинг. – Господи, что это было за представление! Сколько раз ее вызывали на бис! А какие ей дарили букеты! Нежнейшие лилии! Алые розы! И как потом все ловили цветы, которые она кидала в зал! Казалось, будто мы нежданно-негаданно оказались в весеннем саду!

      – Как вы насчет кофе? – спросил мистер Томас, доводившийся Эллен супругом.

      – Выслушайте меня! Если мужчине очень повезет, он встретит за всю свою жизнь три-четыре вещи, способные по-настоящему свести с ума: это музыка, живопись и одна или две женщины. Да, конечно же, я критик, но подобных чувств я не испытывал еще никогда!

      – Мы отправляемся в театр через полчаса.

      – Замечательно! Вы встречаете ее после каждого представления?

      – Да, это абсолютно необходимо. Скоро вы сами поймете почему.

      – Конечно, я пришел сюда прежде всего затем, чтобы увидеть супруга Эллен Томас, счастливейшего из смертных. Насколько я могу понять, обычно вы ожидаете ее в этом отеле?

      – Ну почему же? Иногда я гуляю по Центральному парку, еду в подземке до Гринвич-Виллидж или разглядываю витрины на Пятой авеню.

      – А часто ли вы бываете на ее спектаклях?

      – Признаться, я не видел ее на сцене больше года.

      – Она попросила вас не ходить на ее спектакли?

      – Ничего подобного.

      – Вам просто надоело смотреть один и тот же спектакль?

      – И это не так.

      Томас достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от окурка.

      – Я понял. Вы и без того видите ее каждый день. В этом удивительном театре вы, счастливчик, являетесь единственным зрителем. Прошлым вечером мы беседовали с Аттерсоном, и я спросил у него: может ли мужчина мечтать о чем-то большем? Вы женаты на этой поразительно талантливой женщине, которая способна принять любой женский образ, будь это французская кокотка, английская шлюха, шведская швея, Мария Стюарт[1], Жанна д'Арк, Флоренс Найтингейл[2], Мод Адамс[3] или китайская принцесса. И потому я вас ненавижу.

      Господин Томас хранил молчание.

      Леверинг перевел дух и продолжил:

      – Представляю, как завидуют вам другие мужчины, изнывающие от однообразия семейной жизни! Вас утомила ваша супруга? Не спешите менять жен, меняется сама ваша жена. Presto![4] Она как хрустальная люстра, играющая сотнями переливов света! Свет ее личности окрашивает сами стены этих комнат! В таком пламени мужчина может греться две жизни, и не наскучит!

      – Моя жена смогла бы оценить ваши слова по достоинству.

      – Но разве не об этом мечтает каждый мужчина? Он ждет от своей супруги чего-то необычного, чего-то чудесного! Увы, мы ищем калейдоскопичности, а находим алмаз с одной-единственной гранью. Конечно же, он может и блестеть, никто не отрицает этого, но после тысячи повторений даже потрясающая Девятая симфония Бетховена превращается в колебание воздуха, не более того!