Соловьи
В балке текла бойкая река Царица, которую в соответствии с революционными традициями после семнадцатого года нарекли Пионеркой. Прошло время. Река превратилась в ручей, а балка заросла деревьями, которые образовали здесь настоящую чащу.
В роще пели соловьи.
Они прилетали сюда каждый год и состязались в своем необыкновенном мастерстве, роща была заполнена их песнями, которым вторили цикады и кузнечики, что жили в траве. У каждого живущего – свой лес. Соловьи прилетали сюда.
Поэтому роща так и называлась – Соловьиная.
Здесь на звонком с прищелкиваниями языке соловьи изъяснялись в любви своим соловьихам. Они пели каждую ночь, у каждого соловья была своя песня, она не походила на песни всех остальных, как не походит ночь на все бывшие до нее, мелодии не повторялись, как не повторяется путь ручейков, из которых слагается речка.
Нескончаемые мелодии в летние ночи казались вечными, из них состоял мир, живший среди деревьев. Прозрачная речка, извивающаяся среди деревьев и камней, впитывала эти песни и несла их дальше – до далекого города, полного неоновых огней и людских разногласий.
И вдруг соловьи замолкли.
В роще перестало звучать пение, она стала мрачной и печальной, как все рощи, которым судьба дала жизнь в степных балках, куда не залетают ветры и не скатываются с небес звезды.
Соловьи молчали.
Компании, забирающиеся сюда, чтобы выпить вдали от людского глаза и беспокойного милицейского внимания, вслушивались в шуршащее бормотание листьев, но прислушивались зря – мир рощи стал таким же обыденным, как весь остальной мир, похудевшая с возрастом речка с печальным звоном перекатывала через камни пустые бутылки, повизгивали с надрывом надломленные ветви вязов и тополей, и краснели ягоды смородины в зарослях, окружавших поляну. Вроде бы все было, как всегда. За исключением того, что соловьи перестали петь.
Так продолжалось до хмурого ненастного дня, когда в рощу приехали люди. Их было около десятка, и они были заняты странным делом – начали рыть землю там, где указал один из приехавших – хмурый блондин в спортивном костюме с блестящими наручниками на руках.
Из ямы достали тела, испачканные глиной и тронутые дыханием земли, – девушка и парень, которые, наверное, были красивыми при жизни, а сейчас напоминали два комка глины, из которой слепил первых людей Бог.
– А машину мы утопили в Волге, – сказал блондин.
У него были сухие глаза с расширенными зрачками и кривая улыбка человека, которому уже все равно.
Потом люди уехали, собравшиеся на деревьях воробьи с ужасом рассматривали свежую яму, из которой пахло горем и нечеловеческой болью.
Рядом с ямой блестела