В её внешности не было чего-то прям особенного, на вид лет 26—28 лет, невысокого роста, тёмно русая, волосы забраны в хвост, с большими блядскими глазами болотного цвета и толстыми похотливыми губами, чем то она мне напомнила Джениффер Лопез. Единственное, что мне у неё не понравилось, это висящие, дрябленькие такие сиськи, было понятно, что она уже выкормила ребёнка, о чём я и получил подтверждение чуть позже. А так всё было очень даже ничего, особенно тот огонёк, с которым она всё это делала. Сейчас уже я понимаю, что качественный секс для мужика до 30 лет это конечно сладкий и не с чем не сравнимый естественный наркотик, от которого башню сносит просто на раз, два и самое главное, что они это знают… Мне снесло сразу, как будто всадили сразу из двух стволов и добили контрольным выстрелом. Мы трахались везде, где только можно и нельзя, в отелях, на знамени пивоварни Хейнекен, на полу у меня в офисе, в машине, в клубах, в туалетах и ещё чёрт знает где. А ещё она любила делая свой фирменный, не с чем не сравнимый минет, так пристально по щенячьи нежно, глазами полными раболепия и покорности смотреть мне прямо в глаза, и я сразу таял от этого, как первый снег медленно ложащийся на ещё тёплую осеннюю землю.
Сейчас, уже спустя годы я понимаю, что это был первый по настоящему мощный приступ сладкой мании, когда тебя несёт не известно куда, ты словно паришь над облаками, абсолютно теряешь страх, не оцениваешь происходящего и последствий, соришь деньгами на право и на лево, и с безумными от недосыпа глазами летишь на встречу неминуемому концу. Это наверное как на огромном старом чёрном паровозе, раскочегарив его на полную, выжав всё, что только может выдать его видавшее виды двигло, нестись под откос и высунув голову на встречу ветру, наслаждаться последними минутами этого дикого и необузданного порыва. В этом что то есть, уметь насладиться своим безумием и получать от этого чистый адреналин, от которого в венах закипает кровь и глаза становятся дикими, как у голодного зверя.
Мне всегда нравился этот образ бунтаря, нарушителя всех норм и приличий, этакого поручика повесы из царской России, которому, что стреляться, что последние деньги спустить в рулетку. «А забирай всё, один @уй помирать!» – и с этим девизом на устах я мчался вперёд, разгорячённый парами алкоголя и чистой эйфории, которую давала манечка во всей её красе. Я не сразу заметил раздвоение личности у неё, этот момент осознания ко мне пришёл в самом конце нашего совместного безумного полёта под откос, когда уже поезд наш разлетелся в щепки и оставался только пепел, а Унылый уже стоял и трясся