Оля легла ко мне головой на колени, и мы о чём то мило болтали, как вдруг она обернулась назад, вздрогнула, я почувствовал её испуг и услышал:
– Ты ничего не видел!
– Чего я не видел? – ответил я обернувшись.
Мой друг гитарист Саша с моей любимой Оксаной уже во всю целовались в засос. «Ах ты сука!» – закричал я, не в силах сдержаться от увиденного. Оксана была пьяна, она вообще косела очень быстро, но это конечно ни сколько не смягчала их вину. Дотащив её до их отряда, я понял, что такое простить выше моих сил, да и в лагере не поймут. Саша, робко, полупьяный, бормотал какие-то извинения, а я уже вынашивал в своей голове план мести. Решил я очень просто, его хорошенько отпиз@ить при всём отряде, дабы преподнести урок и укрепить свой авторитет, а с ней порвать окончательно и бесповоротно.
Через полчаса уже весь лагерь знал о произошедшем, ведь мы же были лучшей парой, девочки мне сочувствовали, парни хотели помочь избить предателя, но я сделал всё сам. Собравшись у туалета, я несколько раз зарядил Сане по роже и по корпусу, он не сопротивлялся, чем ещё больше разозлил меня, но больше его бить я не стал, чего бить худого музыканта, который изначально слабее тебя, хоть и предателя. Всю ночь я после этого не спал, из головы не выходили мысли об этом подлом, как мне тогда казалось предательстве. И ведь прямо за моей спиной, и в прямом и в переносном смысле, лучший друг ещё называется, а она то, как могла, мой ангел на глазах резко превратился в конченную бл@дь.
Оксана пыталась со мной помириться, говорила, что была пьяна и не знает как такое получилось, но я был непреклонен, а через несколько дней стал встречаться с её подругой Олей. Уж не знаю, то ли ей хотел сделать по-больнее, моё честолюбие было в крайней степени ущемлено, то ли зная, что в тайне Оля любит меня, решил попробовать закрутить роман и с ней. Они правда мне нравились обе, и неслучайно тогда её голова оказалось на моих коленях, но Оксану бы я никогда не предал ради неё. У меня ещё с детства был какой то свой внутренний кодекс чести, который с годами конечно стал видоизменяться, но тогда в мои 15 лет он был очень строг.
Позже, в один из тех чудных южных тёплых вечеров мы пришли с Олей в парк, в котором стояли старые, скрипучие, ещё советских времен качели в виде лодочек, с облупленной краской по бокам, а лагерь раньше был пионерский, и кое-где даже оставались статуи пионеров с торчащими обрубками рук или ног, прям как древнегреческие статуи. Мы качались на этой