Как это было. Виталий Калин

читателя может сложиться впечатление, что я изображаю своих друзей детства этакими спартанцами, малолетними спецназовцами, со стиснутыми зубами. Конечно, это не так. Наши волевые установки, скорее были «кредо», но не всегда реальные поступки.

      Всякое бывало: и плакали, и кто – то крови боялся, у кого-то нос слабый был, иной по деревьям боялся высоко лазить и т.д., и т.п.

      Но мы все как-то чувствовали, что не надо показывать страх, не надо плакать и чего – то бояться.

      Плач допускался только от большой обиды, или, когда происходит какая-то несправедливость, а ты ничего с этим поделать не можешь; ни доказать свою правоту, ни воспрепятствовать чему-то нехорошему, недоброму. Ну, разве еще смерть близких. Я сидел с мокрой тряпкой на голове и под затихающие вопли моего обидчика вспоминал все это. Женщина, которая выручила меня своей разумной речью, покормила меня, потом мне сменили тряпку на голове, дали таблетку и велели сидеть прямо, подложив что-то под голову.

      Я сидел, разглядывая новых людей, появившихся в вагоне: очертания предметов и людей стали как-то расплываться, покрываться туманом, принимать какие-то странные очертания.

      Я вспоминал день, который начался для меня с осознания своего одиночества, и страшной, смертельной тоски, затем битву за «Тедди», потом страх, который я испытал, когда злая тетка грозилась отправить меня в колонию, как малолетнего преступника.

      Вместе с этими грустными воспоминаниями со дна души стало подниматься ощущение чего – то радостного; я понял, что я не один, со мной друг «Тедди», со мной женщина, которая меня спасла, другие люди, находящиеся со мной рядом. Женщина, трепавшая меня за ухо, уже не казалась такой противной, а сынок ее, такой большой и сильный, казался мне каким – то жалким и ничтожным, а вовсе не страшным, как показался вначале. У нас в Горьком, такого плаксу не приняли бы в свою компанию.

      С такими радостными мыслями, что я не один, я не одинок – у меня есть друзья, я провалился в сон.

      Много лет спустя, я подумал, а может быть эта моя радость была от действия таблеток, которые применялись тогда в армии, разведке и могли быть в нашей вагонной аптечке?

      А еще много лет спустя, вспоминая эти события и вдруг неожиданно свалившуюся на меня радость, мне подумалось, что это может быть «Синдром победителя», когда человек, находящийся на грани гибели, поражения, неудачи, вдруг находит в себе силы превозмочь самые тяжелые испытания, и в конечном счете, победить – испытывает неописуемую радость и состояние, близкое к эйфории.