Остров. Рэй Брэдбери

ерхнем этаже в кровати лежала старая женщина и читала. Напротив, через гостиную, ее дочь раскладывала белье в гардеробной. Еще выше, в мансарде, ее сын, лет двадцати пяти, изящно стучал на пишущей машинке и бросал очередной комок бумаги в растушую на ковре кучу.

      Внизу кухарка закончила мыть винные бокалы после ужина, с мелодичным звоном убрала их на полки, вытерла руки, поправила волосы и протянула руку к выключателю.

      И в этот самый момент все пятеро обитателей заснеженного ночного дома услышали необычный звук.

      Звук разбивающегося окна.

      Он напоминал треск лунно-белого льда на полночном пруду.

      Старая женщина села в своей кровати. Ее младшая дочь перестала раскладывать белье. Сын, собиравшийся было скомкать отпечатанную страницу, застыл, сжимая в кулаке бумагу.

      Вторая дочь, в библиотеке, затаила дыхание, дав темным чернилам с почти различимым шипением беспрепятственно высохнуть на полпути к странице.

      Кухарка остановилась, держа руку на выключателе.

      Ни звука.

      Тишина.

      Только шелест холодного ветра, залетевшего в какое-то дальнее разбитое окно и гуляющего по комнатам.

      Все головы, каждая в своей комнате, повернулись, посмотрели сперва на едва заметное шевеление коврового ворса, ласкаемого дыханием ветра, проскользнувшего под каждую дверь. Потом их взгляды метнулись к медным ручкам дверей.

      Каждая дверь имела свою оборону, у каждой была система защиты – щеколда, цепочка, засовы, ключи. Мать за те годы, когда ее странности развивались, раскручиваясь как юла, пока не дошли до полного абсурда, носилась с этими дверями так, будто каждая из них была драгоценным, удивительным и новым живым существом.

      Пока болезнь бесцеремонно не уложила ее в постель, она годами твердила всем, что боится всякой комнаты, которая не может мгновенно превратиться в крепость! Дом, где жили женщины (сын Роберт редко спускался со своей верхотуры), требовал средств быстрой защиты от слепой алчности, зависти и насилия этого мира, чья лихорадочная похоть лишь немного умерялась зимой.

      Такова была ее теория.

      – На что нам столько замков! – возмущалась Элис много лет назад.

      – Настанет день, – отвечала ей мать, – и ты возблагодаришь Бога за один-единственный крепкий замок.

      – Но грабителю, – говорила Элис, – достаточно всего лишь разбить окно, открыть эти глупые замки и…

      – Разбить окно! И тем самым предупредить нас? Чепуха!

      – Все было бы гораздо проще, если бы мы попросту держали деньги в банке.

      – Опять чепуха! В двадцать девятом я хорошо узнала, что значит отнять у бедняка последнюю монету! У меня пистолет под подушкой, а деньги под кроватью! Я сама – Первый национальный банк Оук-Грин-Айленда!

      – Банк с капиталом в сорок тысяч долларов?

      – Замолчи! Почему бы тебе не выйти на улицу и не покричать об этом на всех углах? Кроме того, злодеи могут прийти не только за деньгами. А за тобой, за Мэделин… за мной!

      – Мама, мама! Мы же старые девы, будем смотреть правде в глаза.

      – Мы женщины, не забывай, женщины. А где остальные пистолеты?

      – По одному в каждой комнате, мама.

      И вот так, из года в год, вся эта домашняя артиллерия заряжалась и приводилась в боевую готовность, люки задраивались и отдраивались в зависимости от времени года. Вверх и вниз по проводам бежал сигнал внутреннего телефона, работающего от батарей. Дочери, хотя и не без улыбки, согласились на установку этих телефонов: по крайней мере, это избавит от необходимости кричать с этажа на этаж.

      – А почему бы одновременно, – предложила Элис, – не обрезать внешний телефон? Вот уже давно никто из города из-за озера не звонил ни мне, ни Мэделин.