– Ну, не знаю… – Натужно соображая, Тим сдвинул золотистые брови. – Не знаю! Просто другая на вкус, и все.
– Так посмотри, что у тебя в хлебе лежит, да повнимательней.
Тим суетливо раздвинул две половинки недоеденного сандвича. Последний кусок колбасы, на вид склизкий и липкий по краям, был расплющен до неузнаваемости.
– Понюхай! – велел Мик. Отирая слезы тыльной стороной ладони, он окинул взглядом своих безудержно хохочущих дружков.
Тим поднес остатки сандвича к носу, ноздри его затрепетали. Опустив руку, он недоуменно уставился на товарищей по бригаде.
– Я не знаю, что это, – жалобно произнес Тим.
– Экскремент это, бестолочь! – с отвращением выпалил Мик. – Черт, ну ты и тупица! Так и не понял, что это, даже после того, как понюхал?
– Экскремент? – повторил Тим, таращась на Мика. – Что такое «экскремент», Мик?
Все снова покатились со смеху, а Тим держал кончиками пальцев остатки сандвича терпеливо ждал, когда кто-нибудь немного успокоится и ответит на его вопрос.
– Экскремент, малыш Тим, это большой жирный кусок говна! – завывая от хохота, объяснил Мик.
Тим содрогнулся и судорожно сглотнул, в ужасе отшвырнув хлеб. Съежившись, он нервно потирал руки. Остальные отскочили от него подальше, думая, что Тима сейчас стошнит. Но его не стошнило – он просто сидел и смотрел на них, объятый горем.
История повторялась. Над ним все смеялись, потому что он совершил глупость. Только Тим не понимал, что это была за глупость, что в ней было смешного. Отец сказал бы, что нужно «соображать», что бы это ни значило. Но он не «соображал» – просто с удовольствием съел сандвич с колбасой, которая оказалась вовсе не колбасой. Кусок говна, объяснили они. Но откуда ж ему знать вкус говна, если раньше он его никогда не пробовал? Что их так развеселило? Жаль, что он не знает. А Тим очень хотел бы знать, понимать их шутки, смеяться вместе с ними. Его всегда безмерно печалило, что он не в состоянии ничего понять.
Широко распахнутые синие глаза наполнились слезами, лицо исказилось в душевной муке, и он заревел в голос, как ребенок.
– Будьте вы прокляты, мерзавцы, жуки навозные! – заорала хозяйка, словно фурия вылетев из дома в своем домашнем платье, на котором колыхались желто-лиловые фиалки. Она подошла к Тиму, взяла его за руки и заставила подняться с кирпичей, бросая гневные взгляды на посерьезневших рабочих. – Пойдем, лапушка, пойдем в дом. Я угощу тебя вкусненьким, чтобы заесть эту гадость, – утешала она Тима, похлопывая его по рукам и поглаживая по голове. – А вы, негодники, – зашипела она на рабочих, – надеюсь, провалитесь в преисподнюю! – И остановила на Мике столь злобный взгляд, что тот попятился. – На кол вас надо посадить да плетьми выпороть, чтоб впредь неповадно было. Нелюди проклятые! Принимайтесь-ка лучше за работу. Гарри Маркем, не доделаете все сегодня, значит, вообще не закончите! Потому что видеть я вас здесь больше не хочу!
Причитая, она повела Тима в дом. Остальные