– Тим, у твоего отца есть машина?
На этот раз он даже не удосужился повернуться и, продолжая смотреть в окно, ответил:
– Нет. Он говорит, что иметь машину в городе – это пустая трата времени и денег, что для здоровья куда полезнее ходить пешком, а если надо куда-то доехать, проще сесть в автобус.
– Кто-нибудь катал тебя на машине?
– Редко. Меня в машине укачивает.
Мэри обеспокоенно воззрилась на него.
– А сейчас ты как себя чувствуешь? Тошнит?
– Нет. Мне хорошо. Этот автомобиль не подпрыгивает, как многие другие машины. И потом, я ведь впереди сижу, а не сзади, а спереди меньше трясет, правда?
– Точно, Тим! Ты совершенно прав. Но если тебе станет плохо, пожалуйста, сразу скажи мне, ладно? Будет неприятно, если тебя стошнит прямо в машине.
– Непременно, Мэри. Обещаю. Потому что вы никогда не кричите и не злитесь на меня.
– Ой, будет тебе, Тим, – рассмеялась она. – Не строй из себя мученика. Я абсолютно уверена, что на тебя не так уж часто кричат и злятся, – только если ты того заслуживаешь.
– Ну да, – улыбнулся он. – Но мама очень ругается, если меня вдруг стошнит прямо в комнате.
– Ничего удивительного. Я бы тоже разозлилась. Так что предупреди, если тебя затошнит, и дождись, когда я остановлю машину и ты выйдешь на свежий воздух. Договорились?
– Договорились, Мэри.
Спустя некоторое время она снова спросила:
– Тим, ты когда-нибудь выезжал за город?
Он покачал головой.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, мама с папой считают, что за городом смотреть нечего.
– А Дони?
– Моя Дони всюду ездит, даже в Англии была. – Он произнес это так, будто Англия где-то рядом, за углом.
– А когда ты был маленький, разве вы никуда не ездили в отпуск?
– Мы всегда проводим отпуск дома. Мама с папой не любят буш[3], им только в городе нравится.
– Что ж, Тим, я очень часто бываю в загородном доме, и ты всегда можешь ездить со мной. Может быть, позже я свожу тебя на настоящий отдых – в пустыню или на Большой Барьерный риф.
Но он уже не слушал ее, ибо они подъезжали к реке Хоксбери и перед ними открывался изумительный вид.
– Ой как красиво, да? – воскликнул Тим. Вертясь на сиденье, он судорожно сжимал ладони, как делал всегда, когда был чем-то тронут или расстроен.
Внезапная боль – незнакомая, чужеродная, непонятно откуда взявшаяся – заставила Мэри забыть обо всем. Бедный, несчастный юноша! Все в его жизни было направлено на то, чтобы помешать ему развиваться умственно и духовно. Да, родители любили его, заботились о нем, но их мирок был тесен и ограничивался горизонтами Сиднея. Они не сознавали, что у Тима вообще нет надежды на то, чтобы вести полноценную жизнь, какую вели они, и Мэри не решалась осуждать их за это. Им попросту не приходило в голову задуматься о том, а счастлив ли он, потому что он был счастлив.