От злости и бессилия я принялся колотить, что есть мочи, по этим мокрым тряпкам. Вымещая всю свою боль и гнев на этот белый, безликий материал, который так подвел меня ночью… Эти приступы – большая редкость для меня. Особенно во взрослой, сознательной жизни. Причем, к моему огромному счастью, все они случались как раз в то время, когда жена отсутствовала по каким-либо причинам. Иначе я бы никогда не пережил этого мокрого позора. Хотя сейчас это не имеет никакого значения. Вот уже год как мы с Софией в разводе…
Давящее состояние после дурного сна стало немного отступать. И я лег, раскинувшись на сухой половине кровати. Вставать не хотелось. В кои-то веки у меня заслуженный выходной. Хотя, если честно, после того, как София ушла, я стараюсь брать дежурства или сверхурочные. Просто потому что не знаю, чем занять себя в пустом доме. Раньше, не смотря на мои ворчания и недовольства, жена все время пыталась задействовать меня в каких-то домашних делах. И я, не осознавая этого в полной мере, был полноценным членом семейной общины. Вместе с ее заботами, хлопотами и нескончаемой суетой. Теперь же все стало иначе… Пустой дом может рождать только пустые мысли… А мне этого не слишком уж хочется. Поэтому выходные мне заменили всякого рода подработки.
Я лежал и тер глаза, пытаясь не уснуть. Еще одного такого кошмара сегодня я не переживу. Мозг помимо моей воли продолжал выхватывать кадры из сновидения. Я отжимаюсь от пола, и каждое поднятие моего тела сопровождается хлопком в ладони. Если удара не происходит, счет начинается сначала. Сто раз… Сто гребаных раз я должен был отжаться и столько же хлопнуть. К концу занятия у меня шумело в ушах. Даже не столько от перенапряжения, сколько от звука этих хлопков. Если я все же доходил до финала, то отец самодовольно улыбался и говорил, что может из меня и вырастет «путевый мужик». Если же моих сил не хватало, и я валился на пол как рваный боксерский мешок, мне было несдобровать. Даже сейчас, когда отца уже нет в живых, я до мельчайших штрихов помню его глаза, которые становились узкими, как щелочки, и голос. Он наклонялся ко мне вплотную, говоря тихо и вкрадчиво: «Двести раз…». И ад начинался заново. Раньше я пробовал убегать прямо во время наших тренировок. Но, отец неизменно догонял меня. И запирал в чулан на весь день. Без еды. Без света. В этой пыльной каморке метр на метр. Я помню, как мама кричала на него, потом плакала и рвалась меня выпустить. Тогда отец таким же металлическим голосом, каким отдавал команды мне, говорил ей: «Ты мне сына не уродуй! Я из него настоящего мужика сделаю! А не педиков, которые сейчас по школе бегают… Ни отжаться нормально не могут, ни через козла прыгнуть, ни по канату залезть. Тьфу! Гадость одна. Прилизанные или наоборот хвостатые… Так что только попробуй его выпустить раньше срока»…
Я сел и в который раз потер глаза. Лежать на этом мокром