Из глаз портного потекли слезы. Он, нисколечко не пытаясь их утирать, бросился обнимать и Сибурна, и Корна.
– Это надо же так? – Причитал он. – Тридцать лет я ждал этого дня, и дождался. Бедный Изя теперь может спокойно умереть. Да, я – еврей. Но в душе я – русский еврей. Скажете, таких не бывает? А я в это верил. Может, поэтому мне там не оказалось места, – и я опрометчиво согласился покинуть Землю и отправиться в Космос?
Ни на секунду не прерывая свою исповедь, он, непостижимым образом, кроил рукав за рукавом, от мелькания ножниц, иголок и непривычного вида швейной машинки у Лучника немного закружилась голова, – и вскоре перед восхищенными зрителями предстал совершенно новый образец одежды.
– Вот это то, что надо. – Послышался из-за спины восхищенный возглас Воррна. – Теперь, я думаю, у тебя будет много заказов. – Он дружески похлопал портного по плечу.
– Сколько с меня? – Спросил Корн, мысленно опасаясь, что скопленных кредитов может и не хватить. Но портной отчаянно замахал руками:
– Нет. Нет. Нет и нет. Во-первых, у меня свои расчеты с Воррном. Во-вторых, вы доставили столько счастья бедному Изе, что вести речь о каких-то кредитах совершенно бестактно. Единственное, о чем я мог просить бы, – это продать мне часы, если таковые имеются. Мой хронометр, к великому сожалению, приказал долго жить. – И все это на чистейшем русском языке.
– Часы? – Корн сразу вспомнил, что где-то в тумбочке лежат аж трое часов: его обычные, его наградные золотые и офицерские часы отца.
При виде часов у портного вспыхнули глаза. Но выбрал себе он обычные:
– Рабочие? Сколько вы за них просите?
Услышав, что это подарок, Изя вернул часы обратно:
– Молодой человек – миллионер? В конце концов, неприлично смеяться над бедным Изей.
И только вмешательство Воррна заставило его принять подарок.
А следующий вопрос поставил Лучника в тупик:
– А это богатство будете продавать? – И после недолгого разговора, получив утвердительный ответ, Изя что-то крикнул скупщикам, уже упаковывающим свои приобретения. Тотчас вокруг Изи и Корна образовалось кольцо.
Корн проследил за хищными взглядами и увидел свои золотые наградные часы.
Корн никогда не понимал участников различных аукционов. И то, что началось здесь, едва не заставило его отказаться от продажи. Чисто инстинктивно, он понимал, что цена часов мгновенно взлетела на фантастическую высоту, а, получая кредитки от победителя, чуть, было, не скинул цену наполовину.
Дальнейшее, вообще, сразило его. Изя мановением фокусника откинул салфетку, прикрывающую часы отца. Уже первая цена убрала большинство конкурентов. Потом в борьбе остались: пятеро …, четверо…, трое…, двое. В конце концов, эти двое сговорились: часы отца перекочевали к победителю за часы «Корнеевского», а часы отца достались прежнему победителю.
– Повезло