– Возишься тут с вами, а зарплата у нас знаете, какая? Днем и ночью преступников ловим – а за какой хрен, спрашивается? А такие как вы только под ногами путаются, и никакого дохода…
Физиономия Лехи выражала твердую решимость не выдавать местонахождение партизанской базы. И даже редкие волосы на его залысинах были согласны с хозяином, по очереди встав дыбом. При виде такой стойкости приятеля Антон преисполнился гордостью и почувствовал, как его собственные глаза невольно приобретают стальной блеск.
– Ладно, – тяжело вздохнул капитан. – Чувствую, вы не прочь провести пару суток в камере. Но не здесь, а в районном отделе. Там, может, и пятнадцать дадут, районный суд рядом… Или отправят на народные стройки коттеджей для ударников капиталистического труда. Пойду, сообщу старшему, машину вызову.
– Да, – поддакнул сержант, провожая взглядом напарника. – Времени у нас мало, преступников надо ловить…
А когда капитан вышел, сочувственно сказал парням:
– Он у нас строгий. Но по мордам не бьет, только дубинкой. Так что доедете до места нахождения без видимых повреждениев. Согласно протоколов.
В глазах сержанта дремала наивная простота. Институты культуры, равно как и именные лицеи, он явно не заканчивал.
Судя по всему, повреждения Леха органически недолюбливал. И потому, решившись, наконец, спросил:
– Ладно, сколько с нас? У меня всего-то четыре штуки осталось. А еще сессия впереди…
– Три штуки хватит, – мгновенно отреагировал сержант. – Все-таки у нас центр, Московский вокзал, жизнь дорогая. А на такси мы завсегда оставляем, все же люди…
– Три – тысячи – рублей? – раздельно спросил Леха, и во взоре его засверкали фанатические блики. – Пусть тогда по морде лупит! А я потом к прокурору пойду!
Сержант философски вздохнул:
– Прокурор – он где, а мы – завсегда рядом… – и, подойдя к двери, стукнул в нее дубинкой.
Очевидно, это был зловещий знак, поскольку незамедлительно появился капитан. Бросил взгляд на сержанта, тот потупился и всем видом показал, насколько ему стыдно за несознательных граждан.
– Ну, – беспристрастно сказал пространству старший блюститель порядка и похлопал «демократизатором» по натруженной ладони.
А потом с разворота врезал этим инструментом по левому плечу Антона, отключив его руку, торец же пришелся как раз в солнечное сплетение Лехе, отчего тот задохнулся и осел на пол. Сержант с профессиональным удовлетворением взирал на эту воспитательную процедуру.
– В протоколе запишем – сопротивление сотрудникам полиции, – буднично сообщил пространству капитан, садясь за стол, беря ручку и листок бумаги. – В райотделе еще добавят…
Антон ошеломленно массировал онемевшую руку и наблюдал, как на глазах увядает партизанский пыл Лехи. Все же этого пыла еще хватило на то, чтобы Леха, с трудом поднимаясь, прошипел сквозь зубы: «Козлы…». Сообщать это вслух не следовало, потому