Репертуар у “Шестого” был достойный. Композиции – на любой вкус: от "Цыпленка жареного" до "N.I.B" из Black Sabbath![22] Отличные голоса, пассажи лидера заучены на совесть, гитарный звук отменный, тягучий.
Исполнение композиции “Are You Ready” из «Grand Funk Railroad» непревзойденное!
Звук «Вельтмайстера» покорял с первых нот. Фирма по сравнению с козлино-блеющей “Юностью”! Они даже сыграли в тот раз «Crosstown Traffic» из Хендрикса. Мороз по коже! А потом была эта, их коронка:
Не спрашивай, зачем так жду я нашей встречи,
Зачем ненастный день сменяет синий вечер,
Не спрашивай, зачем я о тебе мечтаю,
зачем молчу о том, о чем молчать нельзя.
Может это только сон, чудесный, но несбыточный сон,
Может быть, ищу я зря, ищу я зря следы на снегу,
следы на снегу, следы на снегу…[23]
Он обернулся к залу – Машка танцевала с Петровым, который совершенно неприлично притянул ее к себе, они о чем-то оживленно трепались. Конопатая Федулова показала ему язык, и покрутила пальцем у виска. Каминский вышел за дверь, здесь было прохладно – в распахнутые окна дышала свежестью ночь. Над зданием сельхозинститута висела «большая медведица». Ему было плохо. Коля чувствовал себя раздавленным, эту музыку исполнял не он, не он стоял сейчас на сцене с красной гитарой – “Торнадо”. Казалось, эта грусть отодвинула его мелкие проблемы на задний план – какая там, к чертям, биология, какая химия. Ему никакого дела не было ни до Беловой, ни до Шуховой. Кто-то подошел сзади и положил ему руку на плечо.
– Сергей? – Каминский обернулся.
– Коля, давай потанцуем, – она смотрела на него сверху вниз. Ольга Гуревич, самая рослая девочка в классе. Только этого ему не хватало, по сравнению с ней Николай чувствовал себя пигмеем, андаманским мелким дикарем.
– Белый танец, отказываться нельзя, – это возник из темноты Сергей, о нем Николай совершенно позабыл. Он припомнит ему это ехидство. Вот сам бы и танцевал с Ольгой! Он представил его – маленького, кривоногого с этой длинной девушкой.
– Да, конечно, Оля. Музыка внезапно оборвалась, в зале и в коридоре погас свет. Такие отключения в школе иногда случались, это было досадно и неприятно для танцующих. Ребята затопали, засвистели, завуч включил фонарик и пошел проверять пробки на Erdgeschoss[24].
– Ты спасен, Каминский, – низким голосом резюмировала Гуревич, и, сверкнув очками, растворилась в темноте. Прошло пять минут, а может и все восемь, когда включился свет.
Он увидел через дверной проем как, наконец, засветились лампы в усилителе «Шестого чувства», услышал, как появился в динамиках переливчатый звук «вельтмайстера».
Вечер был окончен, и запись сделана. Они уложили магнитофон в сумку и вышли на улицу. Приятно было покинуть душное помещение и вдохнуть свежий воздух. С Волги дул легкий прохладный ветерок. Они дошли до ворот дома Каминского.
– Поднимемся ко мне, послушаем, что получилось?
– Нет, чувак, не сегодня. Я побегу,