Одиннадцатого ноября Иван Григорьевич умер.
Глава 7
В течение последующих двух дней в доме крутилось столько посторонних людей, что я очумел. К запаху мочи, давно и стойко витавшему в помещениях, добавился аромат свечей, ладана, пирогов и самогона. Маруська с соседкой Катериной зашивались на кухне, готовя поминки. Проститься с купцом Ситниковым пришло неожиданно много людей. Несколько купцов, соседи и ещё непонятно кто.
Несмотря на прохладную погоду, поминки устроили во дворе. Дома вместить такую толпу места бы не хватило. Откуда-то притащили длинные скамьи, которые укрыли половиками, столы соорудили из подручных средств, используя козлы для распилки дров, старые двери и разные доски. Всё это тоже прикрыли холстиной.
– Отмучился, родимый, – всхлипывала Павлина Конкордиевна на поминках.
– Сиротинушка, – обливал меня слезами какой-то мужик.
Мой статус был чётко прописан в завещании. Если деду Лукашке, Маруське и Ничипору купец отписал по пять рублей, свояченице – тридцать, то мне досталось всё движимое и недвижимое имущество. Но за маленьким нюансом: до двадцати одного года я оставался под опекой Павлины Конкордиевны.
Как и что будет дальше, волновало и меня, и Сергея. Вообще-то Ситникову положено было сообщить в полицию о новом постояльце. Но купец вначале был занят, потом заболел. Статус Серёги в доме по-прежнему был неопределённым. Павлина Конкордиевна его, конечно, уважала, но запросто кто-нибудь мог и «стукануть». С другой стороны, стараниями той же Павлины Конкордиевны слухи о Серёге были такие, что его слегка побаивались.
В любом случае нужно было доставать кубышку, заныканную купцом, и платить стряпчему, чтобы оформил пребывание Сергея Павловича Иванова в Екатеринодаре по всей форме. Перед самой смертью Иван Григорьевич поведал мне тайну схрона. Очень горевал, что всего сто сорок рубликов серебром и пять золотом смог отложить на «чёрный день».
Хороший был человек Ситников. Я искренне сожалел о его смерти. Да и люди, пришедшие на поминки, говорили не просто формальности, а добрые слова в адрес купца. Потом, конечно, когда подвыпили, уже стали отклоняться от «темы». Каких-то три пожилых казака начали мне втирать по поводу царя-батюшки и бороды. Раньше казаков заставляли бриться, и только Александр III разрешил отпускать бороды. Серёгу тема бороды неожиданно заинтересовала. Он подсел к казакам с расспросами. Мне же пока брить было нечего, а вот мой дружок по этому поводу страдал. Имеющийся у купца инструмент внушал ужас одним своим видом. Ходить к брадобрею стоило денег, но два раза в неделю Сергею приходилось всё же навещать цирюльню. Кстати, Иван Григорьевич бороду тоже носил, как и было положено по статусу. Но в городе имелись безбородые купцы. Элита, так сказать. Те, кто торгует с заграницей. Как правило, это купцы первой