Она жила через двор, в доме напротив. Их родители дружили семьями. Вместе переехали они и в этот небольшой, тихий волжский город, как говорили сами: «Подальше от цивилизации, московской толкотни и суматохи».
В душе Павел осуждал тот давний поступок родителей. Каждое лето он ездил в Москву, но это было совсем не то, что быть москвичом. Он так и оставался посторонним на этих молодежных тусовках, куда водил его брат, не мог до конца понять их жаргон и восхищался вольной и беззаботной жизнью, которую те вели.
В часто возникающих жестоких драках он старался участия не принимать. Не больно-то хотелось вернуться домой с разбитой челюстью, сломанным носом или выбитыми зубами. Но, приезжая домой, друзьям он рассказывал об этих драках так, как будто сам был непосредственным их участником, причем в самых первых рядах. И вот теперь этот костюм. Павел нисколько не сомневался, что, увидев его, даже самые недоверчивые из друзей поверят в его рассказы. Но больше всего ему хотелось поразить Дашу.
Встретиться они договорились через час. Хотя дело было к вечеру, но Даша, как сама сказала по телефону, еще не закончила стирку. Да и ему этот час был необходим, чтобы разобраться с костюмом, примерить его и привести в порядок.
Через некоторое время Павел застегнул последние заклепки, расправил цепочки, подтянул пояса и с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало. Сам себе он очень понравился. Пожалуй, только прическа не гармонировала с костюмом. Ну да ничего, решил он, и так сойдет. Во всяком случае, носить на голове то, что носили его московские знакомые, он не согласился бы ни за что на свете.
Дверь открылась, и в комнату заглянула бабушка.
– Батюшки, – выдохнула она, – ты откуда эту хламиду достал, из Москвы приволок?
– Ты, как всегда, права, бабуля. – Павел весело рассмеялся.
– Сыми ты его и не позорь меня перед людьми, – рассердилась бабушка. – Они ведь подумают, что тебе дома надеть нечего.
– Чем больше ты сердишься, тем лучше костюм. Это аксиома. Ты ведь у нас ретроград. А в Москве сейчас так все ходят.
– Тьфу, срамник. Понахватался словечек у своих непутевых родителей и туда же. А про Москву ты мне лучше не выдумывай. Я хоть давно и не была там, но телевизор смотрю. Таких чучел там отродясь не бывало. Не успел приехать и уже бабку всякими непотребными словами называть начал. Достукаются твои родители, доездятся. А я тебе передачи в дурдом носить не буду. В таком костюме прямая дорога только туда. И диагноза ставить не надо. Я ему тут любимых пирогов с капустой напекла, а он…
Никакое бабушкино ворчание не могло испортить настроения. Да и по ворчанию бабы Нади он уже порядком соскучился в Москве. И хоть называл он не раз бабулю «свой парень», знал, что любит она его, и сердить попусту не хотел. Поэтому поспешил перевести разговор на другое:
– От предков-то ничего не было?
– Не от предков, а от родителей, – продолжала ворчать бабушка, – а чего от них дождешься, вот два письма на неделе пришло,