Едут дальше – по-прежнему вьюжит. Тётка Лукерья крестится, бормочет: «Ой ли, не заплутать бы посреди этого поля! Тут и замёрзнуть недолго – ни защиты от ветра, ни дров». А вот Настасьин страх куда-то ушёл – новые события помогли позабыть на время прежние страхи. Теперь уж она знает про всех своих сопровождающих почти всё. Проснувшись, она всё же Глашку порасспросила. Та сперва поломалась, а потом всё и выложила.
Фамильное имя боярина Никиты – Плетнёв. Он у государя не на самом хорошем счету, потому как супротив царской воли пошёл. Царь ему велел, а он отказал. Самому царю отказал, а тот стерпел. Мало кому спускалось такое, а этому с рук сошло. Скачет вон в седле – жив, здоровёхонек. Правда, после этого царь Иван боярина строптивого от себя удалить велел. Вот он теперь и мотается, мелкие поручения выполняет. Ну и Макарка всегда при нём. Постигает воинскую науку от отца и мудрость житейскую. «Хотя какой же Никита-боярин мудрец, – рассуждает Глашка, – коль супротив самого государя пошёл?»
Татарина зовут Фархад, но все его называют Федькой, а по отчеству – Рифкатыч. Сутулого да мордатого – он ещё давеча коня боярского из конюшен выводил – кличут Василька Бурак. Этот из града Полоцка, потому и Бурак. Самого старшего – того, который весь седой и на матёрого волча́ру похож, – зовут Тимофей Кручинин, но все его именуют по-разному. Боярин Никита – Тимошкой, Макарка – Емельянычем, а Василька с Федькой за глаза Кривым кличут – из-за сабельного шрама через всё лицо. Тимофей Кручинин после Никиты Игнатьевича над всеми голова. Сам при Плетнёвых сызмальства. Ещё при отце боярина Никиты у них в услужении числился, а теперь вот при сыне его – Никите Игнатьевиче – ключником. Его все слушают. Хмурый, молчаливый, а если скажет что, то словно кипятком обольёт – отпрыгнуть хочется.
Ай да Глашка – и впрямь за такое короткое время столько разузнать успела! Похоже, Макарку и впрямь не особо прельстили прелести беспутной девки. Что же – видать, и впрямь они в кустах больше говорили, нежели чем ещё занимались. А вот если Макарка на неё, Настасью, запал, так-то плохо. Не для него княжна расцвела, не мил Настасье боярский сынок, но Глашке про то знать не надобно. Пусть позлится, а то уж больно много о себе возомнила девка.
– Тпр…ру! – кричит Стёпка, натягивая вожжу.
Повозка встаёт. Похоже, накаркала беду тётка Лукерья! Настасья украдкой выглядывает в окошко, видит сплошную белую стену. Средь снежной пелены замечает боярина. Тот весь в снегу. Шлем свой он уж давно снял, поменял его на бобровую шапку. То и не мудрено – холодно. Настасья, глядя на своих спутников, кутается в шубки да одеяла. В повозке хоть ветру нет, а всё равно зуб на зуб не попадает.
– Вот