Но тут сцена меняется. Наше первое Рождество в этой квартире, в гостиной стоит елка, сверкающая гирлянда отражается на полу и отбрасывает на нас тусклый белый свет. Я целую Терезу и чувствую тепло ее тела. Обнимаю и вдыхаю аромат ее волос, точнее, почти ее волос, запатентованный запах шампуня «Авино», и обнимаю почти ее тело. Я сминаю упаковочную бумагу в комок и бросаю в мусорное ведро. Звенят елочные украшения, когда я прикасаюсь к еловой лапе. Деревянный пол скрипит под моими шагами. Тереза открывает мой подарок, виниловую пластинку Нины Симон. Я помню, как она обрадовалась и сказала, что так хотела иметь этот альбом, даже чуть не купила на днях. Она ставит первую песню, и квартира наполняется звуками Lilac Wine.
В разгар зимы мы ужинали в чайной «Спайс айленд». Окленд укрылся одеялом снега, на голых деревьях еще горят праздничные гирлянды. Сумрак ресторана пронзают огни свечей. Нам подают тайский чай со льдом и самосы с овощными роллами на маленьких тарелочках. Тереза в бежевой юбке и кожаных сапогах, поверх футболки с вышитыми каллами – фиолетовый кардиган. Новый слой – воск и пламя. Новый слой – запах карри с базиликом. В глазах Терезы отражаются свечи.
Сейчас она произнесет: «Я должна кое-что тебе сказать».
– Я должна кое-что тебе сказать, – говорит она.
– Не хочешь вина?
– Я люблю тебя, – говорит она. – И рада, что сегодня вечером мы здесь.
Она скажет мне, что была у врача: «Я решила, что подхватила грипп».
– Утром я решила, что подхватила грипп, – говорит она.
И ей сделали анализ крови, сообщит она.
– Доминик, у нас будет девочка, – говорит она. – Мне сделали улучшенный аминокислотный анализ, и оказалось, что у нас будет девочка.
– Ох, да это же чудесно!
Мы едем домой, идет снег, мы шлепаем по слякоти. Я в полном восторге и думаю только о будущей дочери, о новом шансе, пытаясь не вспоминать, что раньше мы уже были разочарованы, когда внезапно у Терезы начались месячные. После выкидыша мы много раз пытались, но что-то было не так, с нами что-то не так, мы не сможем иметь биологических детей. И вот вдруг – дочь. Моя дочь. Тереза описывает одежду для новорожденных, которую видела в универмаге, вспоминает о розовом детском велосипеде, еще хранящемся в подвале у ее родителей.
Мы в самом деле счастливы – там, в Архиве, мы счастливы, но я помню, как мы изо всех сил пытались быть счастливыми, отбросить зародившиеся опасения, стараясь не думать о возможном выкидыше, а просто радоваться, как в первый раз. Новый слой. Ледяная вода от талого снега промочила ботинки. Новый слой. Скрип шин и мокрый асфальт. Огни в окнах на верхнем этаже. Ее мягкое тело в нашей спальне, Тереза снимает кардиган и майку, а я обнимаю ее, целую в плечо. Только бы это не кончалось. Но это всегда кончается.
Мои полчаса в метросети истекли. Начинка хлюпает и автоматически подключается к городскому вай-фаю, но сигнал слишком рваный для загрузки Города. На периферии зрения мигает сообщение с