Покатил, а дорога под горку. И только он вроде как разогнался, так начала подниматься кабина. Ну, знаешь? Она у “шестьдесят шестой” вперед опрокидывается. Наверное, не защелкнули впопыхах. Начальник, на ходу, из кабины, на асфальт. Машина опять через кювет и в лес, но уже не так удачно – помяло.
Вот он – конец сезона. Машину на жесткую сцепку – и в Москву, начальника в гипс – и на поезд. Ногу он сломал, когда прыгал.
***
Вот представь себе. Север. Солнечно. Утро. Редкие облачка на небе. Настроение изумительное. Вертолет тарахтит на холостых. Летчики весёлые, что довольно редко случается, – лететь недалеко, что-то там забрать и вернуться. Расслабуха, одним словом.
Загрузились, полетели. А жарко… Пилот рубашку свою, выцветшую, застиранную, скинул, через плечо развернулся, повесил на крючок, за спину. Всё равно жарко! Раз – на себя окошко, шум и ветер по кабине. Рубашка из-за плеча, раз – и в окно!
Как он за ней не спикировал – я не знаю! В рубашке, в нагрудном кармашке – лётная книжка, партбилет, паспорт – вся жизнь в этом нагрудном кармашке на пуговку застёгнута.
Два дня мы искали его рубашку.
Он прилетел к нам в отряд белый, как мел, поговорил с начальством. Надо людям помогать… Прочесывали тайгу, хорошо еще, что он на карте место отметил, задирали головы вверх – осматривали верхушки деревьев, да разве в тайге найдешь…
История, конечно, смешная, а вот результат плачевный – списали мужика из авиации вчистую.
***
Вот смотрю я на этот снег… – за окнами седьмого этажа университетской высотки мотался белый занавес первых снежных зарядов, ударивших по Москве, – а перед глазами аэропорт в Анадыре.
Мы тогда еще на Ан-ах летали… Вместо шасси – лыжи. Полосу там тракторами укатывают.
Ночь. Идём на посадку, полоса блестит, лоснится в свете прожекторов. Белая, высвеченная, и мороз, прямо чувствуется, висит в воздухе.
Посадка на лыжи жесткая – сначала тряхнет хорошенько, борт подпрыгнет и только потом побежит, поскользит по снежной полосе.
Выходишь – темно, и только в свете прожекторов воздух искрится.
***
Сам знаешь, в деревнях сейчас, особенно в глубинке, мужиков раз-два и обчелся, да и те пьют в мертвую. А тут случилась незадача – помер кормилец, хоронить надо, могилу копать, на кладбище везти. А кому? На своих надежды никакой. Пошли люди к геологам, что рядом лагерем стояли. Так, мол, и так… помогите.
Ну это святое помочь в таком скорбном деле. Договорились на завтра.
А вечером в лагере гулянка, дым коромыслом до утра – то ли чей-то день рождения, то ли конец сезона, я уже сейчас и не помню. Но состояние с утра было волшебным – голову от подушки не оторвать, язык от нёба не отлепить, куда уж там ехать могилу рыть. И жара, как назло, ни ветерка.
Собрались с силами, обливаясь потом, могилу вырыли. Двое, радостно отдуваясь, побрели