На трех ящиках лежит матрас, на матрасе – Эгорд. Руки за головой, взгляд изучает узоры на досках и брусьях. На Эгорде белая рубаха, серые штаны, тонкий матерчатый пояс. Одежда просторная, ноги босые. Когда львиная доля жизни проходит в доспехах, хочется свободы, простора.
Доспехи в углу на каркасе, повторяют форму человека, словно в них вселился невидимый призрак. Чешуйчатый панцирь, слои наплечников, многочисленные пластинки рук и ног, налокотники и наколенники, высокие стальные сапоги… Все сидит так, как сидело бы на Эгорде. Однако ножны пусты.
Меч лежит рядом с хозяином, пропитанный чарами клинок освещает каюту мягким солнечным светом. Такова участь воина-мага. Обычно мужчины делят ложе с женами и любовницами, а Эгорд вынужден спать с мечом, битва может застигнуть в любую, даже самую спокойную минуту…
От указательного пальца левой руки начинает исходить тепло.
Эгорд вытаскивает руку из-за головы.
Кольцо под названием Око Асимиры мерцает золотым светом.
– Эгорд, это я, Тиморис, – говорит кольцо.
– Знаю, что ты, – вздыхает Эгорд. – Никуда от тебя не денешься. Беспокоишь по двадцать раз в сутки…
– Волнуюсь за друга, между прочим!
– Океан тоже волнуется. И тоже весьма назойливо. И меня подташнивает. Улавливаешь? Волновался бы в меру, а то, знаешь ли…
– Ладно тебе! Будешь на острове уже сегодня, давно не виделись, переживаю!
– Не преувеличивай. Подумаешь, отбыл на месяц, а он уже соскучился, видите ли.
– Между прочим, из царства демонов твою задницу вытаскивал, рисковал своей! Вдумайся, рисковал не выпить еще бесы знают сколько бочек вина, не полюбить еще армию красоток! А все из-за тебя…
– Хорошо, хорошо… Как остальные?
– Да никак. Клесса не вылезает из мельницы, Камалия не вылезает из головы Клессы, Леарит не вылезает из галереи на пятом этаже. Хотя нет, иногда вылезает – полетать над островом. Красиво летает…
Эгорд вздыхает с мечтательной улыбкой.
– Верно…
Тиморис ехидно посмеивается.
– А по ней-то соскучился, гад! Ну и замашки, приятель, если уж влюбляться – так в богиню, не меньше…
– Не мели чепуху! И вообще, спать хочу, не мешай…
– Ладно, не буду нарушать священный покой. И шальные мыслишки о Леарит тоже, хе-хе!
Эгорд хочет выругаться, но Око Асимиры гаснет. Тимориса на связи уже нет.
Ничего, отвесит этому остряку подзатыльник совсем скоро, плавание и впрямь подходит к концу. Путешествие вышло размеренное и плодотворное, Эгорд получил много впечатлений. Не говоря о ресурсах.
Переговоры со Светлым Орденом прошли успешно. Во многом благодаря тому, что во время войны с демонами Эгорд вызволил из плена огромное число жрецов. Светлый Орден одобрил идею Эгорда, выделил часть запасов, снарядил корабль для перевозки груза на остров.
Водный путь Эгорд коротал наблюдением за красотами океана, чайки изощрялись в выпрашивании чего-нибудь вкусненького, жрецы развлекали беседами на краю палубы или в каюте за кружкой терпкого напитка. Эгорд разговорился со старшим жрецом Халлигом, нашли общий язык. Халлиг помог вникнуть в азы магии телекинеза.
За тренировками сего искусства Эгорд и провел основную часть плавания. А сейчас нужен отдых, телекинез, как и вся магия Светлого Ордена, выматывает, особенно новичков, хотя Эгорд привык, да и воинский опыт не прошел зря, Эгорд научился быть выносливым и упорным.
Веки слипаются…
Но страшная сила заставляет вскочить, Эгорд ударяется головой о потолок, кисть впивается в рукоять меча, острая солнечная сталь покачивается в воздухе, но врагов не находит, Эгорд взмокший, пыхтит словно изрубил сотню демонов.
Туловище опирается на дрожащую руку, та слабеет, Эгорд падает на матрас, грудь часто вздувается и опускается, ноздри пыхтят…
Вновь приснился кошмар.
Даже два.
Сперва воспоминание, где Зарах отрывает Витору ноги…
А затем…
Обычно люди не помнят первые годы жизни, или помнят, но очень смутно, и Эгорд не исключение. Но Эгорд отчетливо помнит ее первые минуты.
Рад бы забыть, да не выходит.
Так случилось, что рождение чуть не закончилось смертью, те картинки помнятся хорошо, можно смело за холст, писать маслом, даже без навыков рисования получится. Но смело не выйдет. Эгорд содрогается всякий раз – не телом, так нутром, – когда память вклинивает в поток мыслей первые мгновения жизни. Пустыню в закате, где появился на свет, ее медный оттенок, сине-золотую прослойку между горизонтом и небом, чистым как стекло, песчаные волны по барханам…
Мать Эгорда, а тогда еще безымянного окровавленного младенца, выпустила дитя из чрева и умерла. Эгорд так и не узнал, кто она, почему и как оказалась среди пустыни…
А первым, кого Эгорд увидел, чьи объятия