«Подобные откровения меня тогда не только задели за живое, но привели почти в бешенство! – вспомнил Павел Степанович. – Бросился я будто опять в бой; стал ему что-то доказывать-объяснять… Потом всё же догадался, что бесполезно. А он лишь усмехался, глядя на меня. И решил я просто уйти от него, гордо и молчаливо, но незнакомец с большим сожалением покачал головой и очень уж убедительно посоветовал мне на хорошем русском, хотя с чудовищным акцентом:
– Вы теперь не горячитесь! Вы лучше сами на досуге поразмыслите… Сами… Пусть я совсем не прав, но должен же кто-то у вас мыслить… Сами посудите! Жаль такой народ, как ваш…»
«Я и поразмыслил! – вспомнил последующие сомнения Павел Степанович. – Потом, конечно, но поразмыслил! И долго ещё во мне всё бурлило! И долго я боролся с собой, с обидой за державу, со своим недюжинным патриотизмом… Но правоту незнакомца мне пришлось признать. В большой степени! А иначе как объяснить, почему столь великая моя страна даже без войны превратилась в территорию, напоминающую великое побоище, где всё разрушено и подорвано? Почему она сама себя уничтожает? Почему мораль перевернулась настолько, что черное считается белым, и наоборот! С тех пор подобные мысли меня не покидают. И правильный ответ, как будто, стоит перед глазами, да только вопросов возникает всё больше и больше…»
Павел Степанович всё брёл, иногда останавливаясь для передышки. Спокойно размышлял о своём:
«Почему на этой аллее так редко встречаются люди? Как сглажены здесь дальние шумы! Как здесь хорошо весной!»
Видимо, в сумерках праздничного дня народ сконцентрировался где-то в другой части большущего парка – там, откуда сейчас доносятся звуки духового оркестра. А впереди маячит всего-то один-единственный прохожий, пожилой, одетый в теплый плащ не по погоде.
«Иногда он оглядывается, стараясь делать это незаметно, – подметил Павел Степанович. – Возможно, опасается воинствующего хулиганья, а может, кого-то поджидает. Наконец он присел на край длинной парковой скамьи. Освободил её большую часть словно для меня».
Возможно, Павлу Степановичу следовало насторожиться, но солидный возраст незнакомца его успокоил. Действительно, в такие годы рискованно нападать на прохожих, можно и самому схлопотать! Потому Павел Степанович без опаски присел рядом, взгромоздил на скамейку надоевший