Выдохшись и тяжело дыша сквозь мерзкую тряпку, я обреченно навалилась на дерево и тут же с шипением отпрянула. Содранная при падении спина отозвалась острой болью. Ну почему, почему я вечно вляпываюсь в такие переделки?!
Синт поблескивал на запястье немым укором. А ведь сама виновата, что за полгода не сумела найти к нему подход! Ну и пусть вредный – подружился же Рим со своим коммуникатором, и тот ни за что не стал бы вот так осуждающе молчать в трудную минуту, делая вид, что не понимает, как сейчас нужен! Если выживу, обязательно извинюсь!
Синт продолжал спать, игнорируя мысленные воззвания и мычание сквозь кляп. После невыносимого свербежа, который бывает перед затеканием конечностей, руки совсем онемели. Я попробовала дотянуться ногами, но позорно сдалась уже через минуту. Поднять опутанные веревками ступни на такую высоту можно было только свернувшись затейливой баранкой, но тут уж воспротивилась израненная спина.
Кто бы мог подумать, что я закончу жизнь обедом дикарей, неподалеку от флиберийского шаттла – оплота цивилизации! «Фибрра» каждый день проходит через межпространство и бороздит бескрайний космос на таких скоростях, когда даже малейшая встречная помеха может обернуться немыслимой катастрофой, а тут…
Один из гронатейцев снял с огня какой-то котелок и целенаправленно заскользил ко мне. Я напряглась, готовясь отбиваться до последнего вздоха. Предпочтительно – его!
Приблизившись, инопланетянин угрожающе щелкнул шеей (оказывается, звук шел из пластинок под ушами) и сунул котелок мне под нос. Если бы не кляп, с наслаждением бы туда плюнула!
Над посудиной поднимался пар – такой густой, что казалось, можно пощупать. Я непроизвольно вдохнула и расчихалась, оплевывая тряпку еще больше. Гронатеец воодушевился и принялся ловить мое лицо щупальцами, игнорируя протестующее мычание. Вывернуться из цепких отростков оказалось не так-то просто. Задержав дыхание, я уставилась на мучителя взглядом, от которого окаменела бы горгона.
Гронатеец каменеть и не подумал, однако, что-то сердито протрещав, наконец оставил меня в покое и удалился к собратьям, бросив котелок чадить неподалеку. Отпихнуть его не получилось, и пришлось волей-неволей дышать травяным паром, от которого уже через минуту закружилась голова. Запах был странный, напоминающий о кабинете врача и внушающий инстинктивную неприязнь.
Стараясь вдыхать как можно реже, я тоскливо посмотрела на костер и поняла, что в глазах как-то подозрительно двоится. По телу разбегалось неприятное одервенение, сердце колотилось.