в 9 утра раздался громкий, такой пронзительный звонок телефонного аппарата. Я поняла, что звонок страшный. Телефон даже звенел как-то по-особенному. Я скрылась в туалетной комнате, затаив дыхание и закрыв глаза. Я ждала… Ждала известие о том ужасном, о чем думала все это время. Сначала я услышала, как моя бабушка тихонько сказала в трубку «Что?». Потом во весь голос, с дикими рыданиями, просто завопила это: «Что???». Кинулась ко мне в туалетную комнату с криками: «Мама! Мама умерла!» Я молчала. Я знала. Я не плакала и не истерила. Не знаю, почему, но я почувствовала мерзкое облегчение, и мне стало невыносимо больно и стыдно. У меня все было как в тумане. Приехал дед с работы, пес Мишка лаял и выл, как заведенный. Потом я оделась, бабушка продолжала выть. Именно выть навзрыд. Страшно и громко, как воют волчицы, теряя своих детенышей. Дед плакал и прижимал меня к себе. А я сидела и смотрела в окно. На зеленую и свежую майскую листву на деревьях, на пасмурное небо, начинавшийся дождь. Я сидела, у меня текли слезы. Тогда я плакала по-настоящему последний раз. Я понимала, но не осознавала, что происходит. Мне не было страшно. Мне не было больно. Я просто как-то сразу стала пустая внутри. Потом я с бабушкой и дедом добралась до нашего дома. Первое, что я увидела – это как из подъезда выносят матрас родительской кровати: весь в чем-то красном – либо в вине, либо в крови… Мы с бабушкой и дедом вышли из машины. Ко мне сразу подбежала Лида. Стала прижимать к себе, что-то говорить. Мы поднялись в квартиру. Там стоял запах алкоголя, чего-то ветхого и успокоительных капель. Сбежались все родственники. У всех были потерянные лица, и никто не знал, как смотреть на меня, что говорить. Я ведь молчала. Я не плакала. Я была где-то в другом мире… Потом меня забрала к себе семья Олега на три дня – до похорон. Лида всегда была рядом со мной и пыталась, как могла, отвлечь меня и утешить. Только все было зря. Я была спокойна. В день похорон я смотрела на свою маму в гробу и не верила в происходящее. У меня текли слезы, но не более того. Все попрощались с телом мамы и поехали домой. Следующие дни, вплоть до того, пока меня не увезли на дачу на лето, я помнила туманно. Баба Света всегда плакала. Баба Тата держалась, но срывалась, и они плакали вместе. Мой отец пил и плакал. Дед был в себе. Олег переживал горе со своей семьей. Все закончилось. Я с папой, бабушками и дедом уехала на дачу. Зайдя в комнату мамы, я увидела ее тапочки и халаты – зеленый и синий. Я упала на пол, сгребла в кучу мамины халаты, еще какие-то вещи из шкафа, зарылась в них с головой, ощущая еще теплоту и запах родной мамы, и так проревела, наверное, целую вечность. Так, каждый день все напоминало мне о маме. Бабушка постоянно пила и плакала. Папа не мог выдерживать и тоже пил, и плакал. Мои подруги Аля и Лена поддерживали меня, как могли. Но было решено собрать все мамины вещи и на некоторое время уехать к родителям отца – к бабе Нине и деду Ване в другой город. Там мы с папой раздали все вещи в церковь
