– Он был младше нас, – машинально поправил Ваганов. – Он с Соней учился.
– Да, – сказал Назаров. – Кстати, как Соня?
– Нормально. Много работает.
– Диссертацию защитила?
– Давно.
– А как тебе с ней живется? – поинтересовался Назаров и вдруг закричал: – Милочка, Мила!
И побежал навстречу тонкой, как свечка, блондинке, выходящей из дверей ресторана.
– По разному, – ответил сам себе Ваганов…
«Я не люблю тебя», – сказала вчера Соня.
Вот с чего началась их ссора.
Так получилось, что вчера он возвратился домой только под утро. Да, последнее время он как-то закрутился: командировки, деловые встречи, эта Ира… После того, как года три назад он с блеском разделался с ферментами, наступил тупик. Дальше нужно было двигаться ощупью, наугад. Нужна была новая большая идея, беспроигрышная, обеспечивающая успех. Вся его жизнь состояла из больших и маленьких побед. Он старательно отвоевывал у жизни эти победы, потому что знал: случись ему серьёзно проиграть – и он не встанет.
Сегодня он вдруг почувствовал, что вышел из формы.
Утром мальчишка Асеев поразил его своей моделью действия ферментов. Он доброжелательно разгромил Асеева, но запомнил поблескивающую в его робком предложении золотую жилку.
«Группа у меня хорошая – подумал Ваганов. – Каждый из них мог бы самостоятельно работать. Нет, не мог бы, – ему вспомнилось неуверенное лицо Асеева, – ответственности боятся. Они разрабатывают, исполняют, а отвечать боятся. Они на мне стоят. А я дело знаю. Но все-таки Соня права: мои тридцать пять…»
Он вдруг вспомнил события десятилетней давности, годы аспирантуры – как гнал с утра до позднего времени и как дрожали его руки от азарта, когда эксперимент подходил к концу. И ещё – сумасшедшее ощущение молодости: сознание, что всё может.
«Соня ошиблась, – снова подумал Ваганов, – мои тридцать пять – это, пожалуй, мои шестьдесят, а то и больше»…
Скользя по накатанному асфальту, к нему опять подбежал Назаров.
– Володя, – безоговорочно закричал он, – едем с нами! Сейчас катим к Алине, подхватываем еще Милочку. – Он помахал ей рукой. – Девица – прелесть. Ночь протанцуем, а утром, – он мечтательно потянулся, – в горы, на лыжах кататься! А потом… ну, потом видно будет.
Ваганов глядел в его смеющиеся глаза, и ему вдруг нестерпимо захотелось домой.
– Не могу, – печально соврал он. – У меня Соня болеет.
– Тогда конечно, – послушно опечалился Назаров, – против Сони я ничего не могу. Передай ей, пусть поправляется… Эх, если бы у меня была такая Соня, – вдруг вздохнул он, – и я был бы на твоем месте…
Ваганов неожиданно почувствовал жалость.
– Слушай, – сказал он. – Ты что это, серьёзно – с гвоздикой? А то иди ко мне работать, вместе что-нибудь сообразим.
– Нет, – убито отозвался Назаров. –