Мы немного прошлись. Я взглянул на Татьяну Николаевну и предложил ей свою куртку:
– Возьмите. Согреетесь немного.
Меня колотило, и что-то царапало когтями грудь, но я был полон решимости, отдать ей свою одежду.
– Нет, спасибо, – задержав на мне взгляд, а вид у меня, наверное, в тот момент был явно не разгоряченный, она категорично отказалась. – Вам, я вижу, тоже не жарко. – И тут же обратилась к одному из своих подопечных: – Иванов! Чего стоишь? Будешь так стоять и ничего не делать, уйдешь на час позже.
Ей досталась непослушная группа, и приходилось часто отвлекаться, чтобы призвать ребят к трудовой дисциплине. Подобная угроза возымела действие. Иванов нехотя, но все же взялся за грабли.
– Так могут его лишить квартиры или нет? – вернулась к своему вопросу Татьяна Николаевна.
– Ну, это смотря какая там ситуация с жильем… А вообще, я уже говорил – он и все, что с ним связано, не должно вас волновать…
Женщина промолчала, явно не удовлетворившись моим ответом. И я сказал:
– Вам, Татьяна Николаевна, хочется мести. Большой мести и, желательно, прямо сейчас… Я все прекрасно понимаю. Когда-то мне тоже хотелось мести. Теперь это в прошлом. И я могу трезво смотреть на вещи. А тогда мне казалось, что предстоящий размен квартиры напугает жену и тем самым остановит развод…
– А из-за чего вы развелись? – спросила коллега и тут же, словно извиняясь, добавила: – Можете не отвечать.
– Причина та же, что и у вас, – ответил я. – Только с одной лишь разницей: у вас причиной развода явилась свекровь, у меня – теща. Моя бывшая жена также жила по маминой указке… Квартиру, конечно, менять не стал. Оставил даже рубашки. Может, надеялся, что вернусь еще. Но, тем не менее, ушел. Ушел, лишь сказав на прощание, что она еще пожалеет о своем решении, но будет поздно… Она тогда, помню, усмехнулась. Но я оказался прав: через десять лет она позвонила мне…
Вспомнилась телеграмма моей первой жены, в которой она после десяти лет молчания приглашала меня на междугородные переговоры. Мы прожили с Оксаной тогда всего три года. Она хоть и пила, но искренне тянулась ко мне, помогала во всех моих делах…
– Все-таки пойдешь на переговоры? – спросила меня тогда Оксана, и в голосе ее звучало беспокойство.
– Пойду! – твердо сказал я. – Надо же узнать, в чем дело.
Бывшая жена звала к себе, что-то говорила о сыне, своей матери, я слушал и, когда наступило время дать ответ, сказал не очень твердо:
– Нет, не могу… У меня сейчас сломана нога… что же, я поеду на костылях?
– На костылях? Не волнуйся, – упрашивала она, – тебя встретят на машине, возле поезда…
– «Возле поезда…» – повторил я в задумчивости последние ее слова и, собравшись с духом, категорично ответил: – Нет! Мой поезд уже ушел…
Мы некоторое время с Татьяной Николаевной молчали.
– Эх, если бы