Я начала задумываться об этом в 2014 году, когда работала редактором в Jezebel[4]. Много времени проводила за чтением заголовков на женских сайтах – в большинстве своем написанных на феминистском сленге. В этой реальности речь постоянно воспринималась как исключительно благотворное и приносящее удовлетворение действие: я видела заголовки: «Майли Сайрус[5] высказалась о гендерной текучести в Snapchat, и это было прекрасно», «Выступление Эми Шумер[6] о телесной уверенности на церемонии вручения премий Women’s Magazine повергнет вас в слезы». Формирование мнения также стало считаться разновидностью действия: посты в блогах предлагали советы о том, как относиться к сетевым конфликтам или конкретным сценам на телевидении. Даже идентичность и та приобрела черты действия. Само существование в качестве феминистки стало сродни некой важной работе. Эти идеи усилились и усложнились в эпоху Трампа, когда, с одной стороны, люди вроде меня занимались излиянием своего гнева в Интернете и, как правило, ничего не добивались, а с другой – Интернет становился стимулом реальных и стремительных перемен, как никогда раньше. В сложный период после откровений вокруг Харви Вайнштейна[7] женские выступления стали влиять на общественное мнение и вести к реальным переменам. Люди, наделенные властью, были вынуждены принимать эту этику, те, кто был виновен в домогательствах и насилии, лишились работы. Но даже в этом нарративе значимость действия слегка преуменьшалась. Люди писали о «выступлениях» женщин с молитвенным почтением, словно одна лишь речь могла принести женщинам свободу – словно от мужчин и не требовалось политических изменений, экономического перераспределения и подлинных инвестиций.
Гофман отмечает разницу между реальным действием и выражением действия, между чувством и передачей чувства. «Представление активности будет в определенной степени отличаться от самой активности и, следовательно, неизбежно искажать ее», – пишет Гофман. (Сравните реальное любование закатом с попыткой сообщения аудитории, что вы любуетесь закатом.) Интернет предназначен именно для такого искажения. Он подталкивает нас к созданию определенных впечатлений, а не дает этим впечатлениям возникать «в качестве случайного побочного продукта [нашей] активности». Вот почему в Интернете так легко перестать стараться быть достойным, разумным, политически грамотным – и начать просто казаться таким.
Поскольку ценность речи в сетевой экономике внимания еще больше возрастает, эта проблема усугубляется. Я сама продолжаю пользоваться ее благами: моя карьера стала возможной именно благодаря тому, что Интернет разрушил идентичность, мнение и действие. Как писатель, чаще всего критикующий и пишущий от первого лица, я в