Однако, после появления на свет Марьяны и моей выписки из роддома, не изменилось ничего в поведении Андрея. Стало только хуже. С момента, как Андрей не пришел на мою выписку, между нами пробежала черная кошка. Я даже догадывалась, какая именно, ведь после разговора с его мамой, Любовью Александровной Ткачевой, Андрей начал открыто сомневаться в своем отцовстве.
Любовь его ко мне под гнётом свекрови постепенно искажалась и в итоге приняла уродливую форму. Если это издевательство вообще можно назвать любовью.
Наши отношения с Андреем и его мамашей, с удовольствием сующей свой длинный нос в наше личное, портились и портились с каждым прожитым днем. В итоге, за эти два месяца, сколько Марьяна живет, Андрей как по накатанной повадился уничтожать меня без перерыва и выходных, дополняя обидные слова все более ощутимыми, ввиду его безнаказанности и вседозволенности, побоями. Андрей знал, что я ничего не сделаю и не пожалуюсь, вот и бесчинствовал вовсю. Неизвестно, сколько это будет продолжаться, и как далеко Андрей способен зайти. И меня эта неизвестность больше всего пугает, ведь тот исход событий, напрямую зависящий от отца, затронет и Марьяну.
На интимной жизни своей я поставила крест еще тогда, когда врачи обнаружили угрозу выкидыша. Это случилось на втором месяце беременности. И вот, прошло время воздержания, стало можно, а Андрей не касался меня и не хотел, чему я очень радовалась, так как уже не представляла, что смогу когда-либо еще заниматься любовью с этим тираном. Мы хоть и спали в одной комнате и на одной и той же кровати, ни у кого из нас не возникало мысли приласкать друг друга. Андрей был слишком занят ежедневными унижениями меня и попреканиями во всем, что казалось ему не так. Ему было не до супружеского долга. Я же только и делала, что зализывала раны.
Так что, поскольку выбора у меня не осталось все равно, психологический абьюз над собой, втихомолку, не при свидетелях, я бы выносила легко, а на людях создавала бы иллюзию, что мы с Андреем – идеальная семья. Это утверждение представлялось мне куда проще, чем то, что имею сейчас. Принесла бы себя в жертву ради того, чтобы дочь без отца не осталась, чтобы не лишать ее полной семьи, и дело с концом. Я часто наблюдаю за подругой-вдовой и не понаслышке знаю, насколько тяжело и грустно, когда дети растут без отца. Но терпеть побои ни за что, и после замазывать синяки на лице и теле, чтобы свекровь моя ни о чем таком не заподозрила, я устала также сильно, как и устала жить и ждать торжества справедливости.
Глава 2
– Можно с вами присесть? Не помешаю вам, мамочка? – вежливо поинтересовался у меня мужской голос, которого я прежде не слышала.
Кому конкретно этот голос, тихий и низкий, принадлежал, я не стала узнавать. Так и сидела с опущенной головой, малоосмысленно и меланхолично изучая спящую