– Но Марьяна хочет кушать. Как я могу отказать ребёнку в еде? – я с мольбой обратилась к мужу.
Андрею никогда не понять, что кормить ребенка грудью в любом месте, где потребуется – это совершенно нормальное явление. Даже в общественном месте типа кафе или парка никто из присутствующих не сделает замечания, потому что это естественный процесс.
Да и мало кто смотрит, потому что основная масса людей, а тем более, воспитанных, не придадут этому особого значения.
– А то, что я не могу поесть спокойно и без рвоты даже на улице, тебя них*я не смущает?! – бранился Андрей. – Все должно в этом мире крутиться вокруг тебя и твоей Марьяны? Так? Нельзя было полчаса подождать, пока мы домой вернемся?
– Но… Марьяна ведь… кушать просит. – я еле сдерживала слезы.
Выносить унижения от мужа, орущего на меня не только дома, но и в парке – та еще пытка для меня. Но деваться мне некуда.
– Сколько раз тебе сказать еще надо, тварь, чтобы ты не совала сиську ей в рот, когда я ем???
Андрей, весь в ярости, отшвырнул от себя пластиковую тарелку с обедом, который попросил на вынос, чтобы не сидеть со мной и Марьяной в общественном месте. Та упала на асфальт содержимым вниз, еда разлетелась по сторонам.
Эта выходка его куда неприятнее, чем то, что делаю я от того, что вынуждена. Будто бы мне доставляет удовольствие вытаскивать интимную часть тела всем на обозрение, вдали от дома. Да, некоторые люди, в особенности, молодые парни, могут и подшутить, когда видят грудное вскармливание своими глазами, но я не обращаю на это внимание. Полагаю, что у таких подростков нет младших братьев или сестер, если они так реагируют на естественный процесс. Когда-нибудь у них тоже будут свои дети, и их жены также будут делать, как я. Вот тогда они и поймут.
– Ну что, так и будешь делать вид, что не слышишь меня? – свирепо глядел Андрей на меня в ожидании, что я немедля прекращу кормить ребенка из-за его капризной прихоти.
Но ведь Марьяна голодная, время ее кормления по графику и так пришлось сдвинуть на полчаса. Она, бедная, кричала половину пути до парка. И сейчас, когда мы наконец, отыскали свободную скамейку, ничего, казалось бы, не должно мешать ей покушать. И я буду отстаивать ее право.
– Тебе, Андрей, ничего не мешало поесть дома, пока Марьяна спала. Сам виноват, что не понимаешь и не слышишь нас. Она тоже имеет право кушать, как и ты. И ты…Я не успела договорить, внезапно ощутив сильную боль. Я знала, что позволила сказать себе слишком много неприятного мужу, но наделялась, что Андрей не станет проявлять жестокость там, где печется, как выглядит со стороны.
Андрей, стиснув зубы, немедля замахнулся и с силой ударил меня по лицу рукой. Хлесткий удар настиг мою скулу. Мне оставалось лишь поблагодарить его за то, что это было не кулаком.
Я больше ничего не стала говорить Андрею, лишь молча приняла физический удар в ответ на мое словесное негодование, намеренно унизив его и без того противоречивое достоинство.
Андрей не успокоился на этом и вновь замахнулся на меня. Я пригнулась и закрыла собой Марьяну, чтобы отец ее не задел, пока тот маму избивает с позором и криками на весь парк, на загляденье людям, которые не вступятся за меня. Они просто шли мимо, смотрели и слушали, как Андрей полощет меня матом, а затем распускает руки, да еще тогда, когда я сижу с грудной малышкой, держа ее на коленях. Кто-то негодующе шептался, кто-то крикнул, чтобы Андрей имел совесть, но так и не подошел к нам, чтобы разнять. Никому из посторонних нет дела до моей боли. Меня бьют, унижают, и ребенок тому свидетель, а они даже не вызовут полицию.
Швырнув в меня использованной салфеткой напоследок, Андрей поспешил уйти и не позориться. А я же осталась сидеть на скамейке и успокаивать Марьяну, испугавшуюся поступка отца.
Теперь, когда муж ушёл, и я могу позволить дать волю эмоциям, не боясь получить за это еще раз. Я тихо плакала, чтобы не мешать моему любимому чаду кушать. С открытой улыбкой, искренне счастливой от того, что в моей жизни появилась Марьяна, но покрытой горечью от бесконечных слёз, я глядела на нее. Я не хотела, чтобы Марьяна запоминала меня грустной и обессиленной так жить, и всегда улыбалась ей, чтобы при этом со мной не происходило.
Марьяна – щедрый дар от боженьки, которого я буду благодарить, пока жива сама. Она – единственное, кем я живу и ради кого не свожу счеты с жизнью. Она – тот незаменимый и последний подарок, который сделал мне Андрей, муж-садист.
Когда же это кончится… Как же я устала терпеть его издевательства! Сил моих больше нет, как хочется бросить все, взять дочь и сбежать туда, где Андрей никогда нас не найдет.
– Не бойся, моя маленькая. – успокаивала кричащую Марьяну, заботливо покачивая ее, хоть и сама ревела. Старалась через руки и голос передать ей всю свою любовь и вселить нерушимое чувство защищенности.
Я здесь, с ней, и никогда не оставлю в беде. Я уверена в себе насчёт ее будущего,