При переходе через улицу Дуне показалось, что стоявший на углу городовой, пристально посмотревши на нее, пошел сзади. «А что как он меня сведет в участок, подумает, что я воровка?» – пришло в голову Дуне, и она, перебежавши улицу, оглянулась. Городовой стоял на прежнем месте. Около одного дома стояла толпа мальчишек, и Дуня перебежала на другую сторону, боясь, что мальчишки отнимут узел. Какой-то плохо одетый человек долго шел рядом с нею, и Дуне почему-то вообразилось, что он вор, и она пустилась бежать от него. Измученная опасениями и страхами, уставшая, вся в поту, с выбившимися из-под платка и прилипшими ко лбу прядями волос, Дуня разыскала по адресу дом и стала подниматься по лестнице.
Сердце ее шибко билось, когда она, приподнявшись на цыпочки, дернула за звонок у двери, на которой была дощечка с надписью: «Владимир Иванович Громашов».
Дверь открыла горничная.
– Дома г. Громашов? – дрожавшим голосом спросила Дуня.
Горничная с удивлением посмотрела на маленькую швею.
– Дома, а что нужно?
– Скажите, рубашки принесли.
– Хорошо. Погодите.
Горничная впустила Дуню в переднюю и пошла во внутренние комнаты. Дуня встала в уголок, у двери, держа узел в руках. Послышались шаги, и на пороге показался господин с черной бородой.
– Эге, какая маленькая, – сказал он, – поди-ка сюда к свету!
Господин открыл дверь в комнату и поманил Дуню. Та вошла.
– А что же старушка? Ведь я ей заказывал, – спросил Громашов, наблюдая, как Дуня развязывает узел и вынимает рубашки.
– Макаровна больна, – отвечала Дуня.
– Она не мать ваша?
– Нет. Моя маменька умерла.
– Ах, бедная! Ну, покажите!
Г. Громашов взял рубашку, отнес к окну и стал рассматривать.
– Хорошо, – сказал он, – я сейчас примерю!
Он вышел в другую комнату. Дуня осталась в гостиной, у дверей, с любопытством осматривая предметы, большей частью неизвестные ей. Во-первых, ей бросился в глаза большой, в форме груши на трех ножках, предмет