Христос из Эльки спрыгнул с валуна, вспомнил про обет миролюбия и сделал вид, будто не слышал. Спокойно и тихо он продолжал беседовать с сеньорами.
Бесодрын отпустил словечко похлеще первого. Дамы возмущенно перекрестились, дети учуяли нечто интересненькое, а мужчины усмехнулись и с любопытством воззрились на проповедника – что-то он ответит нашему ханурику?
Христос из Эльки закрыл глаза и сжал кулаки. Вот-вот взорвется. Силясь сдержаться, вытянул шею поверх голов слушателей и просто сказал чуть громче прежнего, что чужое богохульство, братья и сестры, лишь привечает праведников к Богу.
Однако с третьим возгласом пьяницы его угольно-черные глаза вспыхнули яростью, он взревел, как бык, испросил прощения у Отца Небесного и присутствующих благочестивых сестер и, подобрав тунику, опять взобрался на валун. Сверху он наставил перст на кривоногого противника и громовым голосом изрек самое страшное оскорбление, какое мог придумать:
– Антитринитарий![13]
7
После победоносного входа на прииск – «Господь явился в Иерусалим, восседая на осле, я же в Вошку, оседлав дрезину», – говорил он, исполненный достоинства, – Христос из Эльки получил приглашение отобедать из общего котла. Обед устраивали супруги бастующих рабочих.
У беседки-эстрады на площади, напротив здания профсоюза, чернели три каменные жаровни, подпитываемые кусками шпал. Над ними возвышались огромные чугунные котлы. Зной облегчала только ранчера[14], облачком рвущаяся из граммофона в зале профсоюза. В полном составе семьи бастующих толклись под солнцем в ожидании «военного пайка», то бишь порции пролетарской фасоли со шкварками.
Издалека могло показаться, что у котлов царит хаос, но на самом деле там соблюдался живой и кипучий порядок: пока дети по очереди отгоняли бродячих псов, привлеченных запахом съестного, а дюжие щебенщики, обливаясь потом, рубили шпалы на костер, раскрасневшиеся женщины с выпачканными углем щеками и в фартуках из мешковины половниками накладывали дымящееся варево в судки, которые протягивали им другие поселяне, выстроившиеся в плотную очередь и бросавшие долгие голодные взгляды. Скромное меню состояло из фасоли – либо с перловкой, либо со шкварками, через день – с душистой кляксой соуса из острого красного перца, который варили отдельно на закопченной сковороде для лепешек.
К тому времени Христос из Эльки уже понял, что Вошка – один из самых захудалых и нищих приисков, какие только доводилось видеть его пастырским глазам. А повидали они немало. За десять лет служения он больше двадцати раз приносил семя Евангелия в пампу и обошел не по одному