Официантка поставила перед ними по четвертому бокалу с выпивкой.
– Ну же, Эли, – подначивала ее Поли, медсестра из приемного отделения. – Мы же празднуем.
– Если вы не сбавите обороты, то скоро напьетесь, – констатировала Рокси, медсестра из пятого отделения хирургии, смахивая со стола разлитую выпивку, поскольку у Поли бокал дрожал в руке и она разлила содержимое, пока несла его ко рту. Рокси была загорелой, высокой и тоненькой, а Поли бледной, низенькой и круглолицей. Рокси была громкой и общительной, а Поли тихой и застенчивой. Рокси была плохой девочкой, а Поли – хорошей девочкой. Трудно было найти две большие противоположности, и тем не менее они были лучшими подругами с тех пор, как Эли познакомила их в прошлом году.
– Мы этого не заказывали, – заметила как всегда прагматичная Виктория.
– Может быть, мы заказали, просто не помним, – возразила Рокси.
– Это от него. – Официантка указала на мужчину в дальнем углу бара.
Таверна О’Халлорана, любимое место сборищ персонала Мемориальной больницы Мадрин, предлагала изысканную еду и напитки в расслабленной обстановке, где каждый мог найти что-то себе по душе. Маленькие группки зевак толпились вокруг бильярдных столов, где проходили мини-состязания. Несколько парней, которых Эли знала по работе, потягивали пиво, бросая в угол дротики дартса. На большом телеэкране рядом с баром шел футбольный матч.
Из своего уголка у боковой стены все четыре женщины осмотрели бар, подняв бокалы в знак благодарности их таинственному благодетелю.
Им оказался доктор Джаред Паджет, который, с лукавой ухмылкой глядя в их сторону, приподнял свой бокал с пивом.
Эли едва не раздавила ножку бокала. Паджет выбрал плохой вечер для своего отъезда. Девушка отхлебнула коктейль, глядя на Джареда и не пытаясь скрыть свой интерес. На докторе была черная кожаная куртка, в которой он походил на плохого мальчика, и это нравилось ей куда больше, чем строгий облик доктора в голубой докторской форме, которую он носил на работе.
Ее тело растаяло при воспоминании о его объятиях, о том, как она ощущала его крепкую грудь, прижатую к своей груди.
Поводом для девичника послужило десятилетняя годовщина смерти ее матери.
Как печально, что занятая собой мать Эли была так поглощена попытками найти мужчину, которого она любила бы так же сильно, как отца Эли, и уделяла мало времени дочери. Эли причиняло боль то, что она так и не смогла завоевать любовь матери, а теперь было слишком поздно.
Она испытывала гнев на своего отца-плейбоя за то, что он сделал ее мать беременной и, несмотря на то, что любил, отказался жениться на ней. За то, что он редко появлялся