ДЕДУСЯ: Бабуся плохо себя чувствует…
Я: Ну, лишь бы это не помешало ей приготовить мне горячий шоколад!
Мне очень нравилось, когда Бабуся проверяла зрение. Тогда мы вместе с ней отправлялись в большой город, и это было целым приключением. Пробегали километры и сменялись пейзажи. Игры на шоссе («Посчитай, сколько едет красных машин!!!»). Пакет на случай рвоты (потому что я неизменно не переносил поездок в автомобиле). Огромный город. Лестницы, по которым нужно было взбираться, чтобы добраться до кабинета офтальмолога, потому что лифт был вечно сломан. Игрушки в приемной. Улыбки секретарши и конфеты в разноцветных обертках, которые она протягивала мне со словами: «Держи конфету!» После долгого ожидания врач наконец принимал нас. Тогда другая любезная дама усаживала Бабусю перед черным экраном, и можно было начать собственно осмотр.
Это было подобием игры: моя Бабуся всякий раз, когда видела зажигающиеся на экране огоньки, похожие на очень быстро исчезающие пятна, должна была нажимать на миниатюрную пластмассовую грушу. Доктор разрешал мне посмотреть в дырочку, через которую я мог наблюдать увеличенный глаз моей бабушки. В это время, когда появлялись огоньки, Бабуся нажимала на грушу. И я смеялся. Потому что ситуация с этим огромным бабушкиным глазом, смотрящим на меня, была несколько нелепа.
В тот день, также изучив глаза моей бабушки, доктор пробормотал: «Прогрессирует», – довольно серьезным тоном, что не вязалось с моим громким смехом. Читая между строк, я понял, что Бабуся слепнет и что это главным образом из-за ее проклятого диабета.
Поговорив с глазу на глаз с моими родителями, Бабусин врач назначил еще один визит некоторое время спустя, чтобы посмотреть, «как это развивается». Потом он сказал: «Будьте внимательны», «Малыш хочет еще конфетку?» – и я ушел из его кабинета с сахарным леденцом, который проглотил, не дожидаясь, пока мы сядем в машину. Сахар придает особую прелесть детским воспоминаниям, это неизменно.
Были также ноги Бабули. Пальцы ног моей бабушки отличались тем, что были загнуты внутрь, как будто чья-то удивительная рука потянула за нитки и превратила ее пальцы в когти. Она говорила, что больше вообще не чувствует кончиков пальцев. Она пощипывала их, повторяя: «Я больше вообще не чувствую их на кончиках». Грустно признаваться в этом, но ноги моей бабушки всегда смущали меня. Стопы у нее были как когти хищной птицы. Никому не нравится, когда люди, которых мы любим, будучи пораженными болезнью, превращаются в животных.
Наконец, были еще и пальцы на руках Бабули. Эти пальцы, которые она колола чем-то вроде небольшого аппаратика, в котором регулярно меняла иголки. Тогда на ее фаланге выступала одна-единственная капелька крови, которую она наносила на полоску, вставленную в коробочку. Она объявляла: «Сейчас я проверю декстрозу», – и начиналось: укол в кончик пальца, кровь, полоска, и аппарат, который издавал сигнал и, наконец, выдавал цифру, видимо, имеющую большое значение,