Она проскользнула в дверь и уже собиралась закрыться, но оставила достаточно широкую щель, в которую было видно ее ухмыляющееся лицо.
– Извращенец!
Дверь захлопнулась, что вызвало у меня новый взрыв оглушительного смеха. Мне нравилось несерьезное отношение Грейс ко мне и готовность смеяться вместе со мной, преодолевая смущение. Я испытывал необыкновенную легкость. Уже и не помню, когда мне было так легко.
Минут через двадцать мы покинули хижину и зашагали к столовой. Лагерь выглядел гораздо оживленнее, чем обычно. Я вдруг почувствовал, что забыл о чем-то очень важном. Обитатели лагеря, сбившись в кучки по три-четыре человека, возбужденно переговаривались и тащили непонятно куда какие-то вещи. Кто-то поздоровался со мной. Остальные были настолько поглощены своим делом, что даже меня не заметили.
– Слушай, мне это кажется… или действительно сегодня все какие-то взбудораженные, а не только я? – спросила Грейс, недоуменно косясь в сторону трех пробегающих девиц.
Те были немногим младше нас и неслись вприпрыжку, визжа от восторга.
– Тебе не кажется. Я тоже заметил.
Слева от нас двое мужчин катили к центру лагеря большую бочку.
– Никак что-то затевается? – спросила Грейс, тоже взглянув на мужчин.
– Понятия не имею, – признался я.
Грейс насмешливо фыркнула. Мне оставалось лишь выпучить глаза и вопросительно посмотреть на нее.
– А разве ты не командир? Тогда почему не в курсе?
Она по-детски хихикнула и пихнула меня локтем под ребра. Мне оставалось лишь улыбаться.
– Прикуси свой язычок, уроженка Грейстоуна, – сказал я и тоже пихнулся, но так, чтобы не задеть поврежденное ребро.
Перед уходом я буквально силой заставил Грейс проглотить болеутоляющие таблетки. Вначале она заявила, что вполне обойдется и без них, и только когда не смогла самостоятельно натянуть рубашку, сдалась и приняла лекарство.
– Ты так и будешь тыкать мне в нос моим происхождением?
Я не знал, обидело ли это ее всерьез, а поскольку улыбка не окончательно сползла с лица Грейс, я решил сменить тему и больше не говорить ей подобных слов. Не то чтобы они ее оскорбили, но ей было неприятно их слышать. Черт, умею же я все испортить.
Остаток пути мы проделали молча. В столовой было на удивление пусто. Казалось, население лагеря забыло о завтраке. Незабывших насчитывалось человек десять, включая Мейзи, стоявшую за раздаточным прилавком. Она весело поздоровалась с нами и спросила:
– Вы уже предвкушаете вечернее празднество?
Только сейчас я понял причину царившей в лагере приподнятости. Мейзи спрашивала меня о празднике еще недели две назад. В тот момент я думал о чем-то более важном и согласился, даже не вслушавшись. Изрядную часть моих мозговых извилин занимала некая пленница из враждебного лагеря, и мне было трудно сосредоточиться на других делах.
– Еще бы! Как идут приготовления? – спросил я, делая вид, что все помню.
Грейс