Вице-адмирал Эдгар Хоувэл сидел на полу в ходовой рубке в неудобной позе, с перебитыми осколками ногами. Каждое вздрагивание корабля отдавалось колющей пульсацией в ранах, и его попытки хоть что-то сказать мельтешащим подчиненным сопровождались невольными возгласами и вымученными гримасами боли.
– Это японцы! – словно сквозь вату в ушах доносился голос. – Это чертовы япошки! Императорский флот, мать его фак, японо-макаки Ямамото! Я видел флаги! Они передали вызов в эфире!
Хоувэл даже не сообразил, о чем речь – все забирала тупая боль!
Кто-то из медперсонала воткнул ему в правую ляжку прямо через форменные брюки укол обезболивающего, потом, ловко вытащив еще один снаряженный шприц, выпустил его содержимое во вторую ногу.
Затем наскоро, так же поверх брюк, перевязывал сочащиеся кровью раны.
Почти сразу конечности начали неметь, вскоре Хоувэл вообще их не чувствовал, почти блаженно откинувшись к переборке, наконец получив возможность соображать.
Очередной воздушный взрыв, осыпавший палубу и надстройку авианосца сотней осколков, снова ощутимо долбанул по ушам грохотом и скрежетом рвущегося металла. Хоувэла сильно дернуло в сторону. Заполнившись густым дымом, сквозящее решето ходовой рубки за минуты выветрилось, представив перед оглушенным адмиралом жуткую картину.
Искромсанная аппаратура, еще чадящая, покрытая пузырящимися лопухами противопожарной пены. Рядом на полу изломанной окровавленной куклой распластался дежурный офицер и кто-то еще совершенно неузнаваемый – бесформенной грудой, мало похожей на человека. Корабль слегка потряхивало, он продолжал заметно крениться, и казалось, что эти уже мертвые люди продолжают жить, шевелясь, невольно двигая частями тел. Ближе к адмиралу лежала чья-то оторванная ниже колена нога в изорванном огрызке форменных брюк. Покатый пол заставлял этот обрубок неторопливо скользить прямо к нему, щадяще отвернув кровавые рваные ошметки, показав подошву ботинка.
Адмирал заставил себя отвести взгляд, призывая всю свою стойкость, пытаясь подавить эмоции.
«Правая… нога правая… подошва стерта на внешнюю сторону, прям как у меня», – делано-равнодушно подумал он. И тут до него вдруг стало доходить… поворот головы… взгляд, полный тоскливой надежды, на его перебинтованные конечности. Конечность!
«ЭТО ЖЕ МОЯ НОГА!»
Эдгар Хоувэл был весьма