– Он был пациентом нашего центра, и мы все будем с этим разбираться, но тебе, Ева, стоит убедиться, что ни один участник твоей группы не может быть причастен к случившемуся.
– И как я могу в этом убедиться? Мне переучиться на детектива или что?
Михаил снова махнул рукой и молча отправился в свое рабочее кресло.
– Ты несешь ответственность за происходящее в стенах твоего кабинета для встреч. Тебе стоит присмотреться к ним и дать мне позднее ответ.
– Какой? – я с неподдельным удивлением слушала его и искренне не понимала, в здравом ли он рассудке?
– Что среди них нет убийцы, конечно же.
– Вы шутите?
– Вовсе нет. Пообщайся с ними, понаблюдай, позадавай провокационные вопросы, изучи еще раз истории их жизни. Дай мне хотя бы пятидесятипроцентную гарантию, что это – не они.
– Я не смогу. Да и разве группу не стоит закрыть на время следствия?
– Исключено. Ваши встречи должны не только продолжаться, но и стать чаще. Хоть они и подозреваемые, но все еще наши пациенты, нам необходимо поддерживать их в трудные времена. Я рассчитываю на тебя, Ева.
– А вот я бы не стала…
– Все, иди, мне еще кучу народа по скайпу убеждать, что мы не в каменном веке живем, и лоботамию в наших центрах не делают.
Раны ради боли
До этого мне уже приходилось бывать на допросе. Когда я училась на первом курсе института, моя одногруппница покончила с собой. Ее родители настояли на расследовании, подозревая в доведении их дочери до самоубийства. Помню, что ощутила себя настоящим преступником, когда меня усадили за стол, на котором стояла тускло горящая лампа. Следователь формулировал вопросы так, словно я, и правда, в чем-то виновата. В итоге ему удалось довести меня до слез и заставить почувствовать себя причастной к трагедии только потому, что я не дружила с погибшей.
Расследование привело к неожиданным результатам: оказалось, что родители много лет истязали дочь морально и физически. Раскрыть это преступление помогли именно мы, ее одногруппники. Каждый из нас оказался свидетелем ее странного поведения, с кем-то она делилась деталями жизни, кто-то видел у нее синяки. В этом и есть вся суть. Всегда находится тот, кто все замечает, и это становится тем самым недостающим пазлом в общей картине.
Мы со следователем уже прошли ту скучную часть допроса, где он записывает мои данные и рассказывает обо всех формальностях. Эта допросная комната отличалась: не такая темная и мрачная, а стул не такой неудобный.
– Итак, Ева Юрьевна, расскажите, как проходят ваши встречи с группой.
Для следователя Леонид довольно молод, не на много старше меня.
– В основном, мы просто общаемся.
– О чем? – в его голосе слышалось раздражение.
– О жизни, проблемах, переживаниях. Ничего особенного, – я пожала плечами.
– Ничего особенного, значит?
– Планы по убийству Филиппа мы не обсуждали, если вы об этом спросили.
Леонид строго посмотрел