Сейчас был представлен пример невозможности сохранить свою душу, сластолюбиво распределив ее по окружающим предметам: креслу, сигаре, ликеру. Пример взят особенно красочный, хотя бывают в жизни и еще более красочные. Но если взять не красочный, а серый, но того же распущенного духа, – все останется той же самой атмосферой, при которой меньшим грехом будет молчать о Христе, чем говорить о Нем. Вот где разгадка того, почему мир молчит о Христе, почему ни на улицах, ни в салонах, ни на дружеских беседах люди не говорят о Спасителе вселенной, о Едином Отце мира, несмотря на множество людей, верующих в Него.
Не всегда перед людьми стыдно говорить о Боге; иногда перед Богом стыдно бывает говорить о Нем людям. Мир инстинктивно понимает, что в той обстановке, в которой он находится все время, – меньше греха молчать о Христе, чем говорить о Нем. И вот люди молчат о Боге. Страшный симптом. Наводняется мир легионами слов, одержим язык человека этими пустыми легионами, и – ни слова, почти ни слова о Боге, о начале, конце и средоточии всего.
Ибо сказать о Боге – это сейчас же обличить себя и весь мир. И если слово о Боге все же сказано, его трудно договорить до конца – и пред собой, и пред миром.
Если у человека нет отвращения к своим маленьким грехам, – он духовно нездоров. Если есть отвращение, но нет сил преодолеть слабость, значит, она оставляется до того времени, пока человек не проявит свою веру в борьбе с чем-нибудь более для него опасным, чем данная слабость, а она оставляется ему для смирения. Ибо немало людей на вид беспорочных, не пьющих и не курящих, но подобных, по слову Лествичника, «гнилому яблоку», то есть исполненных явной или тайной гордыни. И нет возможности смирить их гордыню, как только каким-либо падением. Но останется вне Царствия Божия и его законов тот, кто сам, по тем или иным соображениям, разрешит себе мелкие грехи. Такой человек, усыпляющий свою совесть, делается не способен