Я посмотрела в другую сторону. Более высокая внутренняя стена нашего двора больше походила на башню. В соседних дворах – я мельком видела их несколько раз сверху – виднелись кроны других деревьев. Неожиданно я подумала: а вдруг сегодня другим девочкам тоже позволили влезть на деревья? Может, я увижу других рабынь-кандидаток, которых прячут за серо-голубыми стенами, чтобы никто не осквернил их даже взглядом?
Танцовщица не торопила меня, поэтому я спустилась вниз не сразу. Я посмотрела на навес, закрывавший ткацкий станок, на ларь, в котором хранилась лошадиная сбруя и утварь для ухода за собаками, на сторожку рядом с воротами – оттуда начинался путь к свободе.
Каким бы крохотным ни был мой здешний мир, он казался намного богаче, чем канавы с лягушками по краям папиного поля. Мой отец был крестьянином, хотя я не знала, как на моем языке будет «крестьянское хозяйство». Место, где мы жили, было просто «местом, где мы жили». Дома я не научилась бы ни читать, ни считать, ни готовить вкусные блюда из всевозможных ядов.
Если бы меня не привезли в Медные Холмы, я не была бы рабыней.
– Никто не будет мной владеть! – сказала я на своем родном языке.
Спускаться оказалось гораздо труднее, чем подниматься. Я двигалась очень осторожно и все же два раза едва не упала. Последние десять локтей до земли я пролетела, лишь чудом не ударившись о навес. И все же мне удалось приземлиться на ноги.
Танцовщица смотрела на меня в упор, хотя ее глаза были скрыты тенью.
– Что ты видела там, наверху?
Я открыла было рот, но замолчала. Вряд ли ей хотелось услышать о крытой медью крыше дома, в котором я жила. Что же я в самом деле увидела? Не подумав, я выпалила первое, что пришло мне в голову:
– Путь к свободе!
– Сохрани его в сердце. Я не могу освободить тебя отсюда, но мы вместе можем навещать свободу.
Мне очень хотелось спросить ее, как это сделать, но мне мешала выдержка, которую в меня вколотили.
– А ну-ка, пробегись по двору! Беги как можно быстрее, – приказала Танцовщица.
– Долго бегать?
– Пока я не прикажу тебе остановиться или пока у тебя не подкосятся ноги.
Когда я поднималась к себе в спальню, плечи у меня ныли, а мысли в голове путались.
После той первой ночной пробежки я с трудом передвигала ноги. И все же ночная тренировка не унизила, а обрадовала меня. Радовала даже заслуженная боль в мышцах. Мне было больно не от чьей-то жестокости. Я честно расходовала силы. Госпоже Тирей Танцовщица сказала, что я растянула мышцы, упражняясь в перекрестном шаге.
В тот день снова приехал Федеро. Он пришел пешком, а не прискакал на лошади, и показался мне каким-то усталым, опустошенным. Море истрепало и запачкало его нарядный бархатный костюм; солнце раскрасило его кожу, и он уже не казался мне опарышем. Федеро напомнил мне спелую ягоду.
Когда пришел Федеро, я занималась во дворе с госпожой Леони. Едва увидев гостя, госпожа Леони встала и пошла искать госпожу Тирей