– Сочиняю помаленьку…
– Ну и… что-то печатают?
– Помаленьку, – опять говорю я знаменитому Поэту (его-то печатают постоянно и всюду). – Недавно украинский спонсор подбросил деньжат, помог издать томик с тремя новыми повестями. – А одно московское издательство взялось выпускать собрание в тридцати томах…
– Да ну?! Ты, старик, не загибаешь?
– Вообще-то малость загибаю. – Пока речь идет о двадцати девяти книжках. Но, глядишь, наскребется и тридцатая…
– Ну, ты, брат, гигант, – говорит он, проглотив шашлык. – Я сколько ни пишу, а у меня и трети твоего не наберется.
– Так у тебя же поэзия. Там другие объемы.
– Я и прозой баловался…
– Но не много. А я этот воз тащу пятый десяток лет…
Он наклоняется поближе, смотрит по-хорошему, сочувственно.
– Слушай, тяжкое, наверно, это дело, а? Столько лет тянуть такую телегу… «Целый воз всевозможных проз»…
– Тяжкое, – признаюсь я. – Напишешь пяток страниц и встаешь из за стола с таким скрипом, будто целый день мешки таскал на пароходной пристани… – (И сразу вспоминаю старую пристань у тюменской станции Тура).
Правда, здесь я немного отхожу от истины. Если говорить честно, в последние годы я писал не за столом, а на диване. Кладешь на колени какой-нибудь альбом или фанерку, на них – тетрадь. И – поехал. Спина устает не так сильно, как на стуле. Но, впрочем, все равно нелегко… А потом приучился к компьютеру: отвалишься в кресле, клавиатуру – на колени и стучишь по кнопкам. Так вот настучал уже несколько повестей и романов. Раньше никогда не думал, что смогу такое… Но техника техникой, а от ощущения «мешков» в конце дня все равно никуда не деться…
– Ну а сейчас… над какой темой трудишься? – интересуется Поэт.
Мне говорить про это не хочется, но и молчать неловко.
– Да так… Кое-что вспоминаю о прежних годах. О парусах… Ты ведь слышал, наверно, что я три с лишним десятка лет командовал ребячьей флотилией?
– Ну как же, как же! Эта твоя знаменитая «Бригантина»…
Я морщусь. Терпеть не могу, когда мою «Каравеллу» снисходительно именуют «Бригантиной».
Впрочем, шут с ним. И о моих парусах слышал он лишь мельком, и книжек моих, наверняка, не читал. Да ведь и я его творения знаю лишь слегка. Мы люди «разных пространств». Но все равно он славный парень. Лишь бы не начал лезть в душу и спрашивать что-нибудь этакое, об «источниках вдохновения». Ведь не буду же я ему рассказывать о белых башнях Города, в котором, несмотря на все невзгоды, был счастлив. Того города, где первый раз влюбился, где сочинил свои первые стихи и первый «настоящий» рассказ…
И вообще все это – сон. И кабачок с томатным соком, и Поэт, охотно принявший в подарок мои башмаки, и старинный граммофон на буфетной стойке (откуда он тут взялся?). Мне пора. И торопливо сказав Поэту «пока», я снова превращаюсь в босоногого Славку, который ждет у мокрой калитки девочку Галку…»
Такой