Судороги. Николай Викторович Панов

свое. Мать постоянно долдонила ему об учебе. Ян и сам был не против учебы, но уж слишком большая настойчивость матери по этому поводу тоже надоедала. Да и сам он уже хотел любви. Он хотел любить. Но, выращенный в условиях «мимозы», Ян боялся жизни. Он боялся и стеснялся девушек. Но однажды, увидев ту девушку на скале, понял, что не в силах быть без нее. Уж больно ему понравилась ее фигура. Не просто величественная, а современно красивая. Выходя на пристань, он всегда смотрел на заветную скалу. До того, как на ее вершине он не увидел эту девушку, эта скала ровно ничего для него не значила. А вот теперь, после ее появления, она стала для него заветной! Он душой тянулся к этой скале. А та девушка была для него как сказочное видение.

      – Опять на скалу пялишься? – проговорила подошедшая мать.

      – Ну и что тут такого? – промолвил Ян.

      – Ну пойди, познакомься, – мать была серьезна.

      Еще бы! После истории с бюстгалтером она забеспокоилась о Яне.

      – Но как? – голос Яна был раздражен.

      – Да вот так, запросто! – ответила мать.

      – Я не умею, – отрезал Ян.

      – Это ты не умеешь. А вот мамины вещи тискать умеешь, – тихо проговорила мать и добавила, – Да, пока мамы нет, пока ты один, ты герой!

      – Слушай! – Ян посмотрел на мать. – Что ты хочешь? Ты сама меня таким воспитала!

      – «Я хочу»! – тут мать потупила взгляд. – Вечно у тебя я во всем виновата!

      – Да причем тут это! – Ян повернулся к морю. – Не умею я.

      С этими словами Ян направился к пляжу. Кругом девушки, женщины. Конечно, у него голова шла кругом. Ян опять ненароком взглянул на скалу. Она пустовала. Ян вздохнул и, войдя в море, поплыл.

      – Далеко не уплывай! – крикнула ему мать.

      Конечно, можно понять ее беспокойство. Но она испугалась за сына, видя его настроение. А Ян плыл и плыл в водах моря, пытаясь заглушить в себе боль безответной любви. Он боялся даже познакомиться, не то что сделать предложение девушке, тем более той, которую любит.

      Так шли дни его отдыха на море. Мать, желавшая сыну только «добра», продлевала дни пребывания на море. Правда в этом случае, это «добро», было, как ни странно, действительно добром. Во всяком случае, для Яна. Мать же хотела, чтобы он набрался сил к учебе.

      А вот неподалеку, на пристани, была целая группа ныряльщиков с аквалангами. Возглавлял эту группу некто Борис. Так он себя и называл. Без всякого отчества. Просто Борис. Он хорошо знал Тома и Брауна. Слышал и об истории, которая с ними произошла. Борис не был суеверным человеком, все приписал действию гипоксии.

      – Знаешь, Том, – говорил он в разговоре с Томом, – я не знаю. Я не суеверен. Да и не очень-то хорошо быть суеверным на глубине.

      – Так ты бы видел его! – говорил Том. – Какой был надрыв в голосе!

      – Не зря ведь в клинику-то угодил! Врачи разобрались! – ответил Борис.

      – А ты и успокоился на этом! – подвел итог Том. – Так, что ли?

      – Да не знаю я! – с раздражением