Мурат улыбнулся. Свою дочку Асию, непослушную, смелую, радующуюся жизни, он сильно баловал. Фазиля упрекала его за это. Но он ни в чем не мог отказать своей дочке: Асия жила так, как хотела, не задумываясь ни о чем. «Ее не вышибить из седла, она хороший всадник», – подумал Мурат и, обращаясь к сыну, словно повторяя слова Фазили, сказал:
– Не ищи, сама придет, – потом добавил: – Посмотри за детьми, чем они занимаются.
Касен взглянул вслед уходящему племяннику:
– Молодец Каси, понял, что нам надо поговорить.
– Что я хотел тебе сказать, – Мурат обратился к брату. – Приезжал Мансур, его сын тоже подрастает.
Когда Асие было сорок дней, Мурат и Мансур сосватали своих детей. Мансур был самым влиятельным баем в округе, и Мурату было лестно породниться с ним. Касен все знал, но сказал другое:
– Пусть подрастут, и времена сейчас другие, посмотрим, что будет.
Мурат помолчал, словно обдумывая свое.
– Да… не знаешь, что завтра будет. Пусть немного уляжется, а там решим. И Мансур не возражает, – согласился Мурат.
– Новая власть, – немного подумав, продолжил Мурат, – дала нам, казахам, то, о чем уже много веков мечтает весь народ, – объединение. Ведь мы одна нация, которая была разделена помимо нашей воли. Семиречье испокон веков земля степняков. Новая власть с красными флагами и в кожанках мудрее оказалась. Они поняли самую суть… душу нашего народа, чем мы живем, чем дышим… нашу боль… Получается, новая власть дана на благо народа, она за степняков.
Мурат замолчал, обдумывая слова.
– Эта власть смогла объединить нас. – Потом усмехнулся, словно вспомнил проделки глупого ребенка: – Хотя был маленький грешок, землю было решили забрать, но позже поняли, без нас ничего не получится. Мы свою землю знаем, чуем ее, и она нас принимает, нельзя с ней, как с чужой, неродной. Другие, пришлые, не понимают этого. Наша земля живая, она как дитя, ее можно обидеть… Она, словно натянутые струны домбры, чувствует прикосновение. Безразличие… и звук резкий, скрипучий, а прикоснись по-доброму, с теплотой, и запоет домбра, и полетит песня по степи, и услышат все ее боль и тоску. – Мурат помолчал. – Так и наша земля. Обидишь, и перестанет она родить, и не будут наливаться сочной травой луга, реки обмелеют, и задохнется от жажды степь… наша кормилица.
Касен слушал внимательно, запоминая его слова.
– Да, нынешняя власть не против народа, понимает, что нам, степнякам, надо.
Мурат поверил новой власти, или хотел верить…
– Степь видит чужаков, равнодушных. Это земля наших предков, и память о них лежит в ней. Мы обязаны беречь ее, передавать любовь к ней своим детям и наказать им, чтобы передавали любовь к нашему краю уже своим детям. Она всех вырастила… и береги Аллах ее от самой страшной беды на земле – человеческой глупости. Аминь. – Мурат сложил руки и стал читать молитву.
Касен молчал. Он понимал – то, что говорит Муратага, не дает ему покоя. Но жизнь обманчива, и это тоже знал Мурат.
Их