А я кое-как багром до берега добултыхал… В палатку – и весь остаток водки за раз и того… Кореша вернулись – лежу, мычу, ничего не рассказываю… И потом не рассказал. Никому…
Что дальше? Искали их, не нашли. Никого из пятерых не нашли. Я, когда в верховьях бывал, думал иногда: разыскать, где Санька причаливал, должны были следы какие остаться… И попробовать до деревушки той добраться – может, прояснится что? Пару раз за этим нарочно туда ездил, да с дороги возвращался – не мог… Как вспомню – разворачиваю дюральку – и по газам…
Марья, Маша-то, замуж вскоре вышла… За городского, из Питера – но корни с наших мест имел… Ну и… Там у вас и живут, дите вроде у них… Не знаю, сюда не наведывались.
Вот и вся сказка, хочешь верь, хочешь нет… Конец бутылке, конец истории… Пора и на боковую, мне рано утром сети снимать… Да нет, тут стоят, недалече… В Синюю Курью я больше ни ногой, хоть место и рыбное…
Что? Ишь ты… Догадлив, однако… Х-хе… Да, было дело… Не только багор я с “Машки-Целки” прихватил, не только…
Ладно, уговорил… Подожди, сейчас… Подальше держу, мало ли… Ну на, смотри… Серебро? Старинная штучка, продать бы ее, но… Не могу расстаться… Знаешь, если б не она… Подумал бы, что пьяный в палатке провалялся, что привиделось все…
Никому ее не показывал. Никогда. И не рассказывал никому. А знаешь, почему тебе рассказал? И показал? Нет, брат, не за водку твою, не за культурное обращение, нет…
Глаза у тебя такие же. Те же самые, что мне пять лет снятся. И взмах тот снится, и “Машка” вдали исчезающая…
Вот так вот Адель и смотрела… Именно так… Не смотри так, будь другом. Не надо. Не смо…
Старшина Косаргин никакого криминала не обнаружил – пил Гаврилыч крепко, все знали. Хоть и глотал что казенную, что первач, как воду, без видимых глазу последствий – но свой-то организм ни твердой походкой, ни уверенной речью не обманешь… А вчера, похоже, усидел три поллитровки в одиночку за вечер – и не выдержал мотор у старого браконьера.
Доктор Волин, с большим трудом извлеченный из участковой больницы и из недельного запоя, явился в обнимку с трехлитровкой разведенного медицинского и вписал недрогнувшей рукой в нужную графу: сердечная недостаточность. Недрогнувшей – это выражаясь фигурально. Кисть тряслась, как на вибростенде, почерк был самый “медицинский” – нечитаемый.
Отыскав в спартански обставленной халупе документы умершего, Косаргин удивился дважды. Сначала возрасту, потом имени – Гаврилыч оказалось не отчеством, как много лет все вокруг считали – скорее, образованным от имени прозвищем. Звали покойного Гавриил.
Вскрытия не проводили.
Небольшой старинный кинжал в доме Гаврилыча не нашли.
Да и не искали.
ЧАСТЬ I.
ЖЕСТОКОСТЬ.
Рассмотрим вопрос об эпиграфах, господа кадеты. Даю под запись: эпиграф есть цитата, помещаемая автором перед